Мне страшно обидно и грустно будет, если не увижусь с вами при обратном вашем проезде в П[ете]рб[ур]г, дорогой Николай Николаевич. Сообразив всё, я решил ехать немедленно в Самару и выеду, вероятно, около 30 и буду дома, если бог даст, не раньше 12-го.1
Если вы еще будете в Полтаве, то заезжайте, пожалуйста, пожалуйста. Мне столько еще нужно и хочется вам сказать и так хочется вас еще видеть. — Еще прежде получения вашего письма, я исполнил ваш совет, т. е. взялся за работу над романом; но то, что напечатано и набрано, мне так не понравилось, что я окончательно решил уничтожить напечатанные листы и переделать всё начало, относящееся до Левина и Вронского. И они будут те же, но будут лучше. Надеюсь с осени взяться за эту работу и кончить.2 — Очень радуюсь вашему счастливому времени, проведенному у ваших родных, и только жалею, что не подробно вы пишете, и я не могу себе живо представить вашу жизнь. Может быть, до свидания, а нет — до следующего письма.Ваш Л. Толстой.
27 июля.
Впервые опубликовано в книге «Лев Николаевич Толстой. Сборник статей и материалов»; М. 1951, стр. 674. Год определяется на основании пометки Страхова на автографе: «27 июля 1874 г.». Ответ на письмо Страхова от 23 июля 1874 г. (ПС, стр. 48—50).
1
Толстой выехал в Самару из Москвы 30 июля и вернулся в Ясную Поляну около 12 августа.2
По сохранившимся корректурам видно, что «напечатано и набрано» было тридцать глав первой части. Толстой «взялся за эту работу» в декабре 1874 г., после заключения договора о печатании романа в «Русском вестнике». См. письма №№ 120 и 121.88. А. А. Толстой.
27 июля.
Пишу вам другое письмо, любезный друг Alexandrine, не получив ответа на первое. Дай бог, чтобы это произошло только от столь мне знакомого: «некогда», т. е. чтобы вы были здоровы и не несчастливы и продолжали иметь ко мне старую дружбу. Пишу в этот раз с просьбой, касающейся моих детей. Они растут и растут, никого не спрашиваясь и не дожидаясь. Переезжать в город, т. е. испортить всю свою жизнь и их тоже, под предлогом их воспитания, я не хочу до последней возможности; поэтому для меня вопрос о помощнике и помощнице для воспитания — гувернеры, гувернантки, — вопрос, в последнее время поглотивший меня всего. Был у меня немец-дядька и англичанка-нянька, но старшие дети переросли их, и мы ищем гувернера и гувернантку. — Мне пришло в голову попросить вас (вспомнив ваши связи в Швейцарии, да и в Англии, я думаю), нет ли у вас кого-нибудь в виду, нет ли у вас путей, через которые можно войти в сношения с такими людьми. Пожалуйста, если вам странно покажется, что я к вам обращаюсь с этим делом, посмейтесь и напишите словечко, только чтобы сказать, что вы не сердитесь. Но если точно у вас есть такие связи, то помогите. Мои желания вот что: хорошая нравственность, сколь возможно, высокое душевное настроение, без педантизма и фарисейства. И лучше всего муж с женою, бездетные или с ребенком от 6 до 11-ти лет. Остальных условий никаких. Национальность всё равно: немец, француз, англичанин, русской — только бы европеец и христианин. Жалованье — всё, что я могу дать, т. е. от 1000 р. двум до 2000. Знания — всё равно — чем больше, тем лучше — особенно языки, но если они не знают ничего, кроме своих языков правильно, я и тем доволен. Я могу, — как я делаю до сих пор, — учить сам математике и древним — языкам. —
Возраст — тоже всё равно, от 20 до 70 лет.
Мне кажется, что у вас есть или были связи в Швейцарии, в самом гнезде педагогов, и в Англии; если есть, помогите, пожалуйста. Это теперь дело для меня такой огромной важности, что я только об одном думаю. Если бы нужно было, я бы поехал в Швейцарию или куда нужно, чтобы увидать тех, которые подходили бы к моим требованиям, но только бы знать, что есть за чем ехать.
Мальчику старшему 11 лет, девочке 10. И с рождения их и до нынешнего года всё шло равномерно, по одному течению; но нынешний год мы вдруг почувствовали совсем новые требования, и всё дело воспитанья вдруг изменилось — как будто поднялось на новую ступень. Особенно девочка показала это. Они раньше развиваются. — Сколько я над ними передумал и перечувствовал, и столько усилий — для чего? Для того, чтобы в лучшем случае вышли не очень дурные и глупые люди! — Странно всё устроено на свете. И, как говорит мой приятель Фет: чем больше живу на свете, тем больше ничего не понимаю. Целую вашу руку и прошу на меня не сердиться, что я вам надоедаю. А главное, напишите о себе, что вы и как вы?
Л. Толстой.
Впервые опубликовано в ПТ, стр. 251—253. Год определяется содержанием и ответным письмом А. А. Толстой от 6 августа 1874 г. (ПТ, стр. 253).
89. П. Д. Голохвастову.