1
См. прим. 1 к письму № 13. В 1890 г. в Германии было напечатано несколько переводов «Крейцеровой сонаты» (Р. Лёвенфельда, Гауфа и Роскошного).108. Г. А. Русанову.
Дорогой Гаврило Андреевич. Спасибо за ваше письмо. Мне всегда радостно получать известия от вас, хотя бы и такие, как последнее — о вашей болезни. Нет ничего худого и в болезни, если мы сами не вносим это худое в нашем взгляде на нее. И как вижу из письма, она не нарушает вашей жизни, как не нарушит ее и смерть тела. Помогай вам бог. —
Я теперь совсем здоров и с умилением вспоминаю о том хорошем состоянии, в к[отором] был во время болезни: чувствую, как с тех пор опять далеко отошел от духовного состояния, в к[отором] был — оскотинился. —
Плоды просвещ[ения] у меня есть коректурный оттиск и посылаю его вам. Послесловие прошу Машу списать и прислать вам, но если вы прежде получите от Бул[анже], то напишите. А то лучше я вам пришлю статейку, предисловие к новой книге доктора Алексеева о пьянстве «Для чего люди одурманиваются», кот[орая] может быть вам интересна.
Жена хочет напечатать в 13-м томе и Крейц[ерову] Сон[ату], и Пл[оды] Пр[освещения].1
Я теперь пью кумыс и ничего почти не делаю.
Третьего дня получил из Парижа перевод Бондарева статьи с моим предисловием и предисловием переводчика под заглавием Le Travail2
. Очень хорошая вышла книга и, думается, может быть на пользу людям. Вспомнил я о ней по случаю ваших мальчиков, про кот[орых] вы пишете, что они хотят работать в поле. Поцелуйте их за меня и посоветуйте от меня не ленясь, с некоторым даже усилием работать полевую работу. Они увидят, какие радостные останутся воспоминания.Жене вашей душевный привет, и Пастухову, и Бул[анже], и Алмазову. Любящий вас Л. Толстой.
Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 3, стр. 18—19. Дата определяется сопоставлением слов письма о получении «третьего дня» книги «Le Travail» с записью в Дневнике Толстого 28 июня (т. 51, стр. 56) о получении в этот день упомянутой книги и подтверждается упоминанием этого письма под датой «30 июня» в Списке В. Г. Черткова.
Ответ на письмо Русанова от 10 июня 1890 г., в котором Русанов писал о своей болезни и просил Толстого прислать ему копии «Плодов просвещения» и послесловия к «Крейцеровой сонате».
1
См. прим. 7 к письму № 69.2
Статья крестьянина Тимофея Михайловича Бондарева (см. т. 63, стр. 277—278) «Торжество земледельца или трудолюбие и тунеядство» с предисловием к ней Толстого, написанным в 1886 г., была напечатана в Париже в 1890 г. в книге: Leon Tolstoï et Timothée Bondareff, «Le travail». Traduit du russe par B. Tseytline et A. Pagès, Paris (Лев Толстой и Тимофей Бондарев, «Труд». Перевод с русского Б. Цейтлина и А. Пажеса, Париж).109. П. М. Третьякову.
Спасибо за доброе письмо ваше, почтенный Павел Михайлович.
Что я разумею под словами: «Картина Ге составит эпоху в истории христианского искусства»? Следующее: Католическое искусство изображало преимущественно святых, мадону и Христа, как бога. Так это шло до последнего времени, когда начались попытки изображать его, как историческое лицо.
Но изображать, как историческое лицо, то лицо, которое признавалось веками и признается теперь миллионами людей богом, неудобно: неудобно потому, что такое изображение вызывает спор. А спор нарушает художественное впечатление. И вот я вижу много всяких попыток выдти из этого затруднения. Одни прямо с задором спорили, таковы у нас картины Верещагина,1
даже и Ге Воскресенье.2 Другие хотели третировать эти сюжеты, как исторические, у нас Иванов,3 Крамской,4 опять Ге Тайная вечеря.5 Третьи хотели игнорировать всякий спор, а просто брали сюжет, как всем знакомый, и заботились только о красоте (Доре,6 Поленов7). И всё не выходило дело.Потом еще были попытки свести Христа с неба, как бога, и с пьедестала исторического лица на почву простой обыденной жизни, придавая этой обыденной жизни религиозное освещение, несколько мистическое. Такова Ге Милосердие8
и франц[узского] художника: Христос в виде священника босой, среди детей9 и др. И всё не выходило. И вот Ге взял самый простой и теперь понятный, после того как он его взял, мотив: Христос и его учение не на одних словах, а и на словах, и на деле в столкновении с учением мира, т. е. тот мотив, к[оторый] составлял тогда и теперь составляет главное значение явления Христа, и значение не спорное, а такое, с к[оторым] не могут не быть согласны и церковники, признающие его богом, и историки, признающие его важным лицом в истории, и христиане, признающие главным в нем его практическое учение.