ПСС. Том 72. Письма, 1899-1900

Ответ на письмо А. Н. Гончарова от 27 февраля 1899 г.: «Глубокоуважаемый Лев Николаевич. Посылаю Вам копии с писем г-жи Акимовой из Петропавловской крепости к сестре, которую поселили здесь, под надзор полиции за то, что она сестра анархистки. Пробыла она в одиночном заключении четыре года, а теперь ее ссылают в Верхоянск на десять лет. Меня поразили эти письма: в них видно как восемнадцатилетняя девчонка вырастает, мыслит и превращается в сильную, мужественную женщину, сознательно относящуюся ко всему окружающему. Она сошлась с анархистом Распутиным, от которого у нее родилась дочь, ребенка у нее отняли и переслали его сюда сестре. Распутин, вследствие болезни, не мог выдержать всего срока заключения и через год написал на имя государя прошение, в котором просил о немедленной его ссылке в Якутскую область. Его послали в Средне-Колымск, а Акимова не могла ему простить этого поступка и написала ему, что она не может быть его женой. В письмах встречается часто имя Ваня, Иван Спиридонович, Спиридоныч — это Распутин. В крепости Акимова выучилась английскому, французскому, немецкому языкам, а также прихватила и якутский. Сколько она сохранила любви к ближним, какая любовь к детям, удивительная жизнерадостность и вера в свою силу. Это та же самая женщина, которая в восемнадцать лет шла за Распутиным, приготовляла нитроглицерин и готова была на ряд убийств, проповедуя, что для общего блага, для счастия народа, можно пожертвовать несколькими сотнями голов! Одно время она сходила с ума; но взяла себя в руки, «подтянулась» и выплыла, как она выражается. Мне бы очень хотелось знать Ваше мнение, и какое произвели на Вас впечатление эти письма? Не знаю, вспомните ли Вы, а я помню до мельчайших подробностей проведенные у Вас несколько часов в Самарской губернии в Вашем участке. Это было в июне 1873 года. Я приехал к Вам, дома были Вы и графиня, дети ушли с гувернером куда-то в степь, на охоту, кажется. У Вас был в гостях башкир Мухамеджан, которого я знал уже давно, жил я у него на кумысе в 1865 году, а потом провел у него на кочевке несколько дней с англичанином Макензи Уоллес, автором книги «Russia». Вы в продолжение двух часов играли в шашки с Мухамеджаном, и он, оканчивая партию, прибавлял: «сыди, граф, в нужник», или: «теперь гуляй в нужник». «Так не говорят, —поправляли Вы его, — а нужно сказать: в Седан». Тогда это слово было в большом ходу: французы были побиты. Вот скоро будет пятнадцать лет, как я живу в Калуге, где служу в дворянском банке и разъезжаю и оцениваю дворянские гнезда, леса, луга и бывшие бобровые гоны. Пробовал заниматься литературой, но когда увидишь свое детище в печати, то, принимая во внимание, что я «мужчина седой наружности», как выражался Горбунов, делается стыдно. Пишу я в «Книжках недели»; а г-н Гайдебуров с нами, мелкими писаками, совсем не церемонится: вычеркивает, выпускает, корректура самая плохая, поэтому выходит бессмыслица. В февральской книжке «Недели» помещен мой рассказ «По дороге», который я тоже не узнал. Раньше, за август 1898 года, у меня был помещен рассказ «Последние могикане». Здешние ребята его прочли и ругали меня за то, что я не понял культурной задачи дворянства, что из прошлого я взял лишь дурное, а крепостное право имело много хороших, добрых патриархальных сторон [...] Калужане ничем не интересуются, исключая службы владыки, соборных певчих и петербургских производств. Переселение духоборов в Канаду в здешнем «обществе» не вызвало даже порицания власть имеющих, а находят, что правительство поступает очень мудро, освободив Россию от зловредного элемента. Моя жена по этому поводу ужасно кипятится, негодует и возмущается; а я давно на всё махнул рукой, сознавая ясно, что у нас всё это легко продолжится лет двести, если не больше. Правительство еще милостиво у нас поступает, терпя разных штундистов, молокан и прыгунов, а легко бы могло приказать устроить костры сжигать их, топить; мы всё перенесем и всё выстрадаем! Даже впоследствии запишем себе в истории на приход, что вот какие мы хорошие — всё испробовали и всегда молчали, не роптали, как другие. Моя дочь — большая Ваша поклонница; в прошлом году она и приемная дочь предприняли путешествие пешком в Шамардин монастырь, чтобы взглянуть на Вашу сестру, гр. Толстую. В нашем имении, при селе Покровском Перемышльского уезда, есть церковь, и молва идет, что Вы тут отдыхали. Девочки мои по этому поводу делали разыскания, но верного ничего не узнали, а только говорят, что Вы пешком ходили в Оптину пустынь и будто бы останавливались в Покровском. Прошу Вас, Лев Николаевич, по прочтении присланных писем возвратить мне их, если возможно, с Иваном Ивановичем или прислать их посылкой, а не под бандеролью. Позвольте попросить Вас прислать Вашу карточку, если возможно, с Вашей подписью; это доставит большое удовольствие всем нам, а в особенности молодому поколению. Прошу извинить за мое длинное письмо и лишние слова».