«Граф! Прочитавши в газетах ваше письмо относительно кронпринцессы Саксонской Луизы, письмо, в котором вы говорите, что исповедуете христианское учение, я осталась в недоумении: как вы можете говорить таким ироническим и гордо презрительным тоном о несчастной женщине, и так уже поплатившейся и глубоким страданием искупающей свой проступок. Вы говорите: «не судите да не судимы будете», и тут же произносите свой суд, суд фарисея над мытарем: «Благодарю тебя, что я не таков, как мытарь сей», забывая, что Христос, которого вы так чтите, сказал бы в таком случае: «Кто без греха, брось в нее первый камень». Если вы удостоите разрешить мое недоумение, прошу поместить ответ в одном из №№ «Южного Края». Впрочем, ответ я получить не рассчитываю, т[ак] к[ак] ответом может и должно быть ваше самообвинение в нелогичности, по меньшей мере, а этого вы не сделаете... из самолюбия».
История моего письма о принцессе следующая: получив из Берлина письмо англичанина, спрашивавшего меня о том, насколько может быть справедливо то, что на поступок принцессы могли повлиять выраженные мною взгляды, я в дурную минуту продиктовал моей дочери свой ответ. Обыкновенно дочь моя дает мне просмотреть отправляемые письма, и я намеревался пересмотреть, исправить или вовсе уничтожить это письмо.
Но случилось так, что письмо было отправлено вместе с другими; это было мне так неприятно, что я вскоре после этого написал моему другу Черткову в Англию, что в случае напечатания моего письма, чего я не ожидал, но что все-таки могло случиться, я прошу его напечатать мое письмо к нему, в котором я признаю письмо берлинскому корреспонденту грубым, жестоким и нехристианским. После этого я получил письмо от некоего саксонца, который точно так же, как и харьковская корреспондентка, совершенно справедливо упрекал меня в нелогичности и, главное, грубости и жестокости моего письма, и еще такого же содержания открытое письмо в «Petersburger Zeitung».2 Саксонцу я ответил, описав ему те обстоятельства, при которых появилось письмо, и выразил в нем свое раскаяние в том, что допустил себя хотя бы в частном письме высказать такие жестокие и нехристианские суждения о несчастной женщине; притом предоставил ему право, если он найдет это нужным, опубликовать мое письмо к нему.3 До сих пор, сколько мне известно, ни в английских, ни в немецких газетах не появилось ни мое письмо Черткову, ни саксонцу, и потому, пользуясь случаем письма харьковской корреспондентки, я прошу вас, г. редактор, напечатать это мое письмо в вашей газете.
Лев Толстой.
23 февраля 1903 г.
Перепечатывается из газеты «Южный край» 1903, № 7656 от 26 февраля, где впервые опубликовано. В ГМТ хранятся два черновика: автограф и копия с него, исправленная Толстым. Копия второго, исправленного черновика отпечатана в копировальной книге № 4, лл. 242—244.
1 Письмо харьковской корреспондентки датировано 19 февраля 1903 г.
2
3 См. письмо № 45.
* 55. С. Н. Толстому.
Как хорошо, что ты хоть несколько слов написал.1 От этого и я пишу. В твоих письмах мне всегда одного жалко, что слишком мало пишешь и, главное, мало о себе, о своих задушевных делах. Соф[ья] Андр[еевна] очень верно говорит, что самые скучные письма англичанки так пишут: I hope that you are2 то-то и то-то, а про себя ничего. — Мне про себя тебе писать или очень мало или очень много. Если про события жизни писать, то их и мало, да не интересуют они меня, а если про свою внутреннюю жизнь, то это неистощимый предмет. Главное то, что готовлюсь к смерти, т. е. к другой жизни, и приготовление это состоит всё в том, чтобы в это остаточное время прожить получше и понять, что можно. Я думаю, что
Л. Т.
Датируется по отметке в копировальной книге № 4, л. 238.
1 Письмо С. Н. Толстого неизвестно.
2 [Надеюсь, что вы]
3 Н. В. Давыдов (псевдоним Н. Василич), «Из былой жизни провинциального города» («Русская мысль» 1903, №№ 1—2).
4 А. Куприн, «Рассказы», I, СПб. 1903. Рассказ «Ночная смена» помещен в этом сборнике.
56. M. Л. и H. Л. Оболенским.
Ну вот, милые мои Маша и Коля, вы и за границей и, я уверен, получили и получаете очень сильные и новые впечатления. Главное то, что вот немцы, о кот[орых] я и знать не хотел, а они есть и живут, и настоящие, и не только ученые и умные, но хорошие, добрые, такие же, какими мы хотим быть.
Желаю, чтобы именно это впечатление произвели на вас чужие края.