*105. П. А. Буланже.
Милый Павел Александрович,
Два раза внимательно прочел ваше письмо, и чтение это оставило во мне и грустное и тяжелое впечатление. Грустно оттого, что мне больно то, что я огорчил вас своим письмом, а тяжелое впечатление оттого, что по вашему письму вижу, что у вас в душе идет очень тяжелая, мучительная работа. Верю, что работа эта с вашим добрым сердцем выведет вас на путь, но больно, жалко чувствовать, а я чувствую с вами и за вас эту растерянность, запутанность, неясность, к[отор]ыми полно ваше письмо.
Хотя я и гожусь вам чуть не в деды, мне совестно, зная свою плохоту, давать вам совет, а хочется, хочется, п[отому] ч[то] люблю, жалею вас, и хотелось бы помочь.
Совет мой прежде всего в том, чтобы перестать думать о прошедшем, перестать делать какие бы тo ни было планы дальше дня, часа, настоящей минуты, а все силы души перенести, сосредоточить на это ближайшее настоящее в том положении, в к[отор]ом сейчас. И цель сосредоточенных сил на одном: на проявлении наибольшей любви в делах, словах, мыслях ко всем, всему, с чем приходишь в общение. А для возможности этого проявления стараться не думать о себе, выходить из себя, а если уж приходится думать о себе, то стараться не замечать в себе доброе, а видеть одно гадкое, к[отор]ое все[гда] найдется, если только усердно поискать его. Только поживите так, не делая планов, не изменяя жизни, и я уверен, что жизнь изменится или не изменится, как лучше, а одно наверное — чем больше жить, тем спокойнее и радостнее. Вам после всего пережитого вами это нужнее всего, и потому, как мне ни совестно советовать, советую это.
Когда будете еще писать, напишите подробнее о внешних условиях своей жизни. Про себя могу сказать только то, что чем дальше живу, чем ближе к смерти, тем обратно пропорционально больше чем квадратам расстояний одновременно увеличивается благо жизни и уменьшается не скажу — страх, а чуждость смерти.
Целую вас.
Лев Толстой.
Основания датировки: пометы на копировальном листе, на котором отпечатано письмо, и на конверте письма адресата.
Ответ на письмо П. А. Буланже от 3—4 апреля н. ст. 1908 г., в котором он осуждает все происшедшее с ним и свое поведение (см. письмо № 91 и т. 77, стр. 236).
106. Эйльмеру Мооду (Aylmer Maude).
Получил ваше письмо, любезный Моод (извините, что не пишу Альмер — не знаю, как по батюшке) об юбилее. Я всеми силами старался, как вы верно предположили, прекратить эту не соответствующую ни моим вкусам, ни моему достоинству затею, и, кажется, к большому успокоению моему, достиг этого. Относясь отрицательно к этой странной выдумке, я с самого начала держался того правила, чтобы не выражать никакого своего мнения о том, что для меня по этому случаю желательно или нежелательно, и потому сожалею, что не могу иначе отнестись и к вашему вопросу, тем более, что уверен, что всё, что вы предложите, будет и разумно и согласно с моими взглядами. Благодарю за книги, я не знал, что они от вас.1 В чем их интерес для меня? Пожалуйста, извините меня за то, что не отвечал тогда на ваше письмо о Мередите и не исполнил вашего желания.2 Я давно читал кое-что Мер[едита] и совершенно забыл о вынесенном из этого чтения впечатлении. Здоровье мое вполне хорошо, работаю над новым Кругом Чтения (знаете ли вы старый?) и над статьей,3 к[отор]ая вам, к сожалению, вероятно, не понравится.
Дружески жму вам руку. Передайте мой привет вашей жене,4 свояченице5 и ее другу.6 Жалею, что давно уже ничего не слышу о них.
Лев Толстой.
30 марта 1908.
Печатается по копировальной книге № 8, лл. 170—171. Опубликовано почти полностью в ПТС, I, № 264.
Об Эйльмере (Алексее Францевиче) Мооде (1858—1938) см. т. 71, стр. 133.
Ответ на письмо Э. Моода от 1 апреля н. ст. 1908 г., написанное по поводу начавшихся в Англии подготовительных работ к чествованию 80-летия Толстого. Предполагая, что официальное торжество должно быть неприятно Толстому, Моод писал, что он находится в большом затруднении, не зная, что предложить в образовавшемся комитете. Спрашивал, будет ли Толстой иметь что-либо против раздачи некоторых брошюр — произведений Толстого, как, например, «Кавказский пленник» и др. Или Толстой предпочел бы, чтобы комитет выработал другие формы чествования. Празднество совершенно отменить невозможно, но пока легко направить дело по такому руслу, которое было бы Толстому менее неприятно.