Ясная Поляна.
11 января 1909 г.
Владимир Иванович,
Если обязательность поступка объясняется сложным рассуждением, то, значит, это дурной поступок. Требования бога, души, нравственности, не могут не быть просты и доступны всем. Таково требование — не делать другому, чего не хочешь себе. И потому положение преступности людей, обязанности которых состоят в делании другим того, чего они не желают себе, как убийство, присуждение к наказаниям, прибавлю — взимание податей, всякого рода стеснения, несовместимо не только с христианством, но с какой бы то ни было нравственной жизнью. Всё дело в том, что существует суеверие о том, что государство есть нечто священное, хотя оно и не называется таким, но таковым признается, и требования его ставятся на то место, на котором могут и должны стоять только требования религиозные. Суеверие это сделало то, что самые простые и несомненные, всегдашние и всемирные требования нравственности становятся сомнительными и требуют разъяснения. А как я сказал выше, истинные требования нравственности не могут не быть просты, и требование каких-либо объяснений и сложных рассуждений и та запутанность людей в условии государственной жизни мало того, что скрывают от них сущность истинной нравственности, делают еще другой вред, тоже очень большой: тот, что ложно определяют и оценивают преступность и безнравственность поступков, тогда как верная оценка того, что более, что менее нравственно, необходима для жизни людей в существующих условиях. Так установилось теперь общественное мнение, то самое, которое вы высказываете, что всякое положение, в которое поставлен человек для служения государству, одинаково допустимо; тогда как в этих положениях, как и во всех условиях нашей жизни, есть неизбежная постепенность и различие, сознавать которые не только важно, но необходимо для возможности разумной, правильной и приближающейся к наибольшей нравственности жизни.
Ошибку эту делают не только люди, служащие государству, но и люди, казалось бы, враждебные ему, как большинство социалистов. И эта ошибка передовых людей — социалистов — усваивается и теми людьми, которые не разделяют их взглядов, но в этом случае пользуются их доводами. Социалисты совершенно справедливо утверждают, что теперешняя жизнь людей, вся, с разделением на нетрудящихся, всякого рода капиталистов и трудящиеся массы, неправильна и безнравственна по отношению тех, которые, не работая, пользуются трудами рабочего сословия. Всякий землевладелец, капиталист, общественный деятель, получающий большое вознаграждение, все одинаково воры и грабители, — всё это совершенно справедливо. Но ошибка в том, что они смешивают в одну категорию людей, посредством насилия всякого рода (а всякое насилие неизбежно ведет, в случае сопротивления, к убийству) заставляющих рабочий народ служить богатым, — и тех, которые, сами не делая насилия, пользуются им. (Мало того, социалисты даже обращают главное внимание на тех, которые пользуются насилием (капиталисты), а не на тех, которые производят его.) Между тем для того человека, для которого стоит впереди вопрос нравственный, оценка эта совершенно противоположная, и человек, производящий насилие, без сомнения, более безнравственен, чем тот, кто пользуется им. Заметьте, что я никак не хочу сказать, чтобы люди, пользующиеся насилием, не были бы безнравственны и не должны бы были стремиться к прекращению этого пользования, но то, что они менее безнравственны, чем первые, и что каждому человеку в своей личной жизни прежде надо перестать самому делать насилие, а потом уже стараться освободиться от того пользования им, в условии которого он находится.
Отвечаю так длинно на ваше письмо потому, что как раз этот предмет в последнее время занимал меня, и я, как умел, старался сам для себя разъяснить его. Что же касается до вашего вопроса, то повторяю то, что сказал выше: что всякое рассуждение о том, что дело военного или судьи может быть с нравственной точки зрения оправдано, есть грубый софизм. Не слушая самого рассуждения, можно смело быть уверенным, что оно ложно и служит только оправданием существующего зла.