Псы Господа

Мини-кассеты для камеры лежали на самом виду, но она не заметила, долго искала по углам, а может просто казалось, что долго, на самом деле прошли считанные секунды… Затем увидела — аккуратная стопочка на полке, рядом та самая «SONY», водонепроницаемого бокса на ней нет, да и неважно. Забрать — и скорей, скорей отсюда…

Она схватила кассеты, прижала к груди рассыпающуюся кучу — ничего, донесет как-нибудь! Метнулась к двери — и остановилась. Кретинка! Говорил ведь Саша: самая главная кассета — съемка Ирины, плывущей к пещере — может быть еще в камере! Схватила аппарат, вертела так и сяк, второпях не понимая, как открыть, как вынуть кассету…

А зачем куда-то нести? Можно уничтожить на месте… Она распахнула дверцу печки — ага, несмотря на теплую погоду, предусмотрительный Хозяин заранее уложил в топку и березовые поленья, и растопку… Ирина засунула камеру на самый верх, над дровами, суетливыми движениями распихивала кассеты в щели между поленьями…

Готово! Осталось лишь поднести к сухой бересте спичку. Или зажигалку…

Зажигалки не было. Спичек тоже. Ни, естественно, у Ирины, ни рядом с печкой… Она шарила взглядом по комнате, готовая застонать от отчаяния… Ну почему, почему ей всегда так не везет в критические моменты?!

Спокойно! Взять себя в руки, на кухне точно есть спички… Она поспешно шагнула к выходу — и замерла.

В сенях хлопнула дверь. Послышались голоса.

7.

Казалось, мухи собрались не просто со всей деревни Беленькой — со всего района, со всей Псковской области, со всего северо-западного региона Российской Федерации. Собрались, просочились через узенькую — едва кошке прошмыгнуть — форточку, и жужжащей тучей заполонили подсобку магазина: ползали по стенам, потолку, роились в воздухе, жужжали мерзко.

Больше всего их было на Вере. Женщина лежала на полу, раскинув в стороны руки и ноги. Невидящие глаза уставились в потолок. Рот широко открыт — и из него тоже выползла муха…

Светлов боролся с рвотными позывами, пока успешно… И глядел на Лесника с затаенной ненавистью — тот, ничуть не смущаясь, взялся за руку Веры, приложил ладонь ко лбу, задумчиво осмотрел рану на виске.

Орудие убийства валялось неподалеку — двухкилограммовая гиря, чуть тронутая ржавчиной и измазанная кровью. Убийца воспользовался первым, что подвернулось под руку — Светлов помнил эту гирю, вчера она стояла здесь же, в подсобке, на старых чашечных весах…

— Со вчерашнего вечера лежит, — констатировал Лесник. — Говоришь, из магазина она не вышла, ты обошел, а подсобка снаружи заперта? Убийца и запер…

Потом задумчиво добавил непонятное для Светлова:

— Что же он гирей-то? Неужели патроны закончились?

Они вышли из магазина. Деревенская улица была все так же пуста. Только чья-то собака, лежащая в зарослях лопухов у стены магазина, подняла голову, взглянула лениво на двух мужчин и вновь впала в дремотное забытье…

Над Беленькой прогрохотал вертолет — в очередной раз. Опять в сторону озера… Светлову не хотелось даже думать, что сам сейчас творится. Да и неважно, всё неважно, кроме одного, главного: успеет Ирина? Уничтожит кассету?

Дела минувших дней — VII Накануне. Буланский. Опочка, весна 1937 года

Начопупр НИ (по-русски говоря — начальник Оперативного управления, Инквизицию тоже не миновала эпидемия неблагозвучных сокращений) Богдан Буланский в последние годы крайне редко мог позволить себе заниматься оперативной работой на местах, в провинции… А порой хотелось — от кабинетной работы Богдан утомлялся куда сильнее, чем от бесконечных разъездов тридцать лет назад — когда юный Даня Буланский мотался по всем западным губерниям, зачастую преследуя лишь фантомов, порожденных народной молвой.

И не в возрасте дело, не в подкравшемся незаметно шестом десятке — старость и немощь не грозили Буланскому, и не будут грозить в ближайшие десятилетия… Конфетка — запредельное долголетие — которой Глеб Бокий дразнил доверчивых малышей из ЦК, оказалась пустым фантиком. Настоящая конфета давно лежала у Буланского — с боем захваченная в 23-м году в Пловдиве «Книга Скипер-зверя»… Люди, владевшие ей на протяжении веков и сумевшие расшифровать секреты древнего манускрипта, могли жить долго, очень долго… Хотя чаще не жили, умирали насильственной смертью.

Не в старческой усталости дело — банальная загруженность делами приковывала Богдана к Москве, заставляя проводить по двадцать часов в сутки за рабочим столом. Подготовка к тому, что он считал главным делом всей жизни.

Но в Опочку он выехал лично. Хотя работы как таковой не предстояло — просто хотелось взглянуть своими глазами на артефакт, находка которого поставила точку в тянувшемся десять лет расследовании. Еще больше хотелось остаться хоть ненадолго в одиночестве (охрана, шофер, пара-тройка референтов не в счет, понятное дело). Остаться и принять решение, которое пора принимать. Потому что длившаяся без малого двадцать лет подготовка наконец завершилась.

* * *