Псы Господа

Сознание Светлов не потерял. Но способность воспринимать окружающий мир претерпела существенные изменения – все дальнейшие события остались в памяти рваными, плохо связанными между собой фрагментами.

Навстречу ему летит что-то большое, белесое, – и ударяет с мягким шлепком. Живот девчонки, догадывается он. Влажная плоть отвратительно липнет к лицу…

Затем – спустя секунду или долгие годы – под лицом уже трава. А где-то совсем рядом женский плач, невнятные крики, плеск воды – но повернуть голову и посмотреть, что там происходит, нет ни сил, ни желания…

Затем его переворачивают – звезды на небе подернуты легкой дымкой, а больше ничего не видно, даже луна куда-то исчезла, пропала, потерялась… Или это лишь Светлов не видит ее…

Затем его бьют еще раз, в бок – кажется, бьют, потому что боль от удара он не чувствует, просто тело сотрясается и что-то мерзко хрустит там, где – когда-то, в иной жизни – располагались его ребра…

Затем глаза слепит резкий свет фонаря, и на лицо что-то льется. Светлов понимает: это «что-то» – горячее и вонючее – отнюдь не вода. Способность чувствовать и двигаться возвращается медлительно и неохотно. Но первой возвращается боль – в боку и затылке. Он двигает рукой, головой… Протяжно стонет.

Мерзкий смешок:

– Не хужее нашатыря, ге-ге! – и льющаяся на лицо струя иссякает. Фонарь гаснет тоже.

– Так аммиак же, и там, и там, – слышится рассудительный голос, на удивление спокойный. И принадлежащий далеко не молодому человеку.

– Мать твою! – кто-то удивленно охает. – Ты чем похмелялся-то надысь, Толян?

Дружный смех, смеются трое. Или четверо – Светлову трудно понять. Невидимый Толян возмущенно протестует:

– Казенной чуток поправился, в натуре! Какой еще «миак»-…як?

Затем в поле зрения Светлова попал мужчина. Точнее сказать, его ноги. Еще точнее – сапоги. Рядом, у самого лица. Знакомые ковбойские кирзачи с железными носами. Или это типичный изыск местной моды, или рядом оказался здешний депутат. Александр попытался разглядеть лицо – не получилось. На луну и в самом деле наползла какая-то тучка. Зато голос бородача он узнал.

– Допросить надо бы, – негромко сказал Сергей Егорыч, словно рассуждая сам с собой.

– Пошто? – удивился Толян. – Башкой его в болото, и дело с концом.

– Может, не один он тут шляется…

– С какого рожна? – вступил четвертый голос.

Все-таки их четверо, понял Светлов. Но один из них, самый пожилой, предпочитает в основном слушать. Подал реплику про аммиак – и вновь замолчал. Четверо… Даже если вдруг полностью вернется способность двигаться – не справиться. Кто-то зайдет сзади, шарахнет по затылку, и всё вернется на круги своя.

А неспешная дискуссия о его судьбе продолжалась.

– Сам же видел, – говорил безымянный четвертый, – один, без никого в деревню припер, на петрухиной «Яве»…

– Какой петрухиной? – встрял Толян.

– Да знаешь ты его – с Щелиц мужик к Верке-продавщице катается уж с полгода…

– Ну?

– Так на евонном драндулете этот и приперся. Один, сталбыть.

– Я ж и грю – в болото! – обрадовался Толян. – Али девкам отдадим, пущай защекочут… Может какая, ге-ге, отблагодарствует?

– Небось, Петьку-то щелицкого девки твои уже того… – четвертый смачно харкнул, – защекотали. А этот искал. Один он, сдается.

– Тогда… – начал было бородатый депутат, но обладатель старческого голоса перебил – и Сергей Егорыч покорно замолчал, к немалому удивлению Светлова.

– Ко мне его, в сарай, – сказал старик. Негромко сказал, но уверенно. – Очухается – засветло потолкуем, душевно и ласково.

«Казимир?» – подумал Светлов. Очень похоже…

Тут же его рывком подняли, заломили руки за спину. Он вяло попытался вырваться, получил кулаком под ребра, затих. Запястья ему связали, туго и болезненно… Темнота по-прежнему не позволяла разглядеть пленителей, но какое-то движение рядом Александр почувствовал. И почти сразу услышал звук, в котором смешались хруст и звяканье.

– Пошто? – разочарованно протянул Толян. – Денег стоил же…

Никто ему не ответил, если не считать ответом другой звук – далекий плеск. Светлов понял, что его разбитая фотокамера навсегда упокоилась на дне Улима.

Вновь вспыхнул фонарь, пятно белесого света скользнуло по траве. Грубый тычок в спину:

– Шагай, обоссанный!

Он пошагал.

В кроссовках мерзко хлюпало.

7.

Радиосвязь восстановилась, когда Лесник уже окончательно потерял надежду поговорить с Алладином. Но помехи вдруг исчезли, как не бывало.

– Мы в Беленькой, – сообщил коллеге Лесник. – Твой потеряшка нашелся – приехал сюда под вечер, на мотоцикле, один. Остановился на ночлег у какого-то старичка. Где Незабудка, неясно… Я на контакт не выходил, и работать ему ничем не помешаю, держимся с Костоправом поодаль. Что у вас с озером?

Алладин помолчал, осмысливая информацию. Сказал с сожалением:

– Пошел Светлов по ложному следу… А на озере мы очень интересную дичь за хвост ухватили…

Вот как, подумал Лесник. Значит, Улим и в самом деле тут не при чем? Спросил:

– Подъехать? Помощь нужна?