Псы Господа

– Сами справимся… Решил проработать побочные линии, так прорабатывай. Светлова я утром заберу, на глаза ему не показывайтесь, пусть отдохнет спокойно, завтра ему предстоит потрудиться… Всё, до связи.

За мгновение до того, как связь оборвалась, Лесник услышал в наушнике нечто вроде отголоска взрыва. Странно… Алладин глушит свою «дичь» взрывчаткой? А в остальном всё ясно и понятно. Оперативный отдел СЗФ провел операцию, пока Лесник с Костоправом отрабатывали побочные линии – неважные, и, по большому счету, никому не нужные. Так, по крайней мере, всё будет выглядеть на бумаге. А выход на сцену прима-балерины – суггестора Светлова – запланирован на завтра. Дичь, надо понимать, к тому времени приведут во вполне безопасное состояние. Но честь последнего выстрела будет принадлежать именно господину суб-аналитику…

8.

На берегу горел костер. Русалки держались от него поодаль, на самой границе тьмы и освещенного пламенем круга.

В центре стояла лишь одна женщина – толстая, бесформенная, разительно непохожая на стройных и гибких мавок. Ирина узнала ее – с трудом, но узнала: дамочка из поезда, мамаша капризной девочки… Мама с дочкой сошли вместе с ней, в Плюссе, а потом… Странно, но что было потом, Ира не могла вспомнить. Наверное, они попали сюда, на озеро, вместе… Но как, каким образом добирались – ни малейшего воспоминания…

– Вот она, любовь-то материнская… – негромко сказала лобаста. – И дочку утопить не забоялась, и сама ж ей нынче подставится… А девочка здоровой станет. Будет жить-поживать, да мамку вспоминать…

Ирина сначала не поняла. А поняв – не поверила. Смотрела на женщину недоуменно… Мать убила дочь?! А теперь хочет сделать из нее, воскресшей, убийцу?!

«А разве ты лучше?!» – спросил с брезгливым интересом внутренний голос – очень напоминавший голос Хозяина. «Я не такая! Не такая!» – хотелось ответить Ирине, ответить громко, вслух, хотелось прокричать, проорать… «Я решала за себя! Только за себя!!!»

«И за того, чью жизнь придется отдать», – мягко напомнил голос. И добавил: «Ну что, Машута, делай, что должно!»

Только через пару секунд Ирина поняла, что сказано это вслух – Хозяин подошел незаметно, неслышно. Затем она увидела Машу, появившуюся в круге света… Ее узнать было еще труднее, чем мать. Толстенькое, рыхлое тельце стало сильным и гибким, пусть еще и не совсем женским, телом девушки-подростка: стройное, ни излишнего жирка, ни излишней худобы, ни единого возрастного прыщика… Чуть обозначенные грудки увеличились, округлились, в движениях вместо былой резкости и угловатости появилась плавность… А походка? Ира помнила, как ковыляла девочка по вагону поезда: нелепо выворачивая ступни носками внутрь. Сейчас же юная мавка шагнула вперед поступью королевы… Жалкие белесые хвостики – косички Маши – превратились в копну волос, отливающую медью.

Ирина мимолетно пожалела, что еще не видела себя в зеркале. В настоящем хорошем зеркале. Только отражение в воде…

Девочка, похоже, не понимала ничего: что произошло с ней и что происходит вокруг, что хотят от нее собравшиеся. Смотрела остекленевшим взглядом в одну точку и не спешила как-либо реагировать на слова Хозяина. Мать потянулась было к ней, но затем отдернулась, закрыла лицо руками….

Ее стоило пожалеть – но ни капли жалости Ирина не ощутила. Наоборот, в ней нарастала ненависть – к женщине, к ее дочери, к Хозяину, заставившему смотреть на эту сцену. И к себе… К себе в первую очередь…

Хозяин подошел, обнял толстуху за обнаженные плечи, сказал ласково:

– Ты не боись, я ж не изверг какой… Тихо помрешь, спокойно, словно спать легла да не проснулась…

Не меняя ровного, успокаивающего тона, он сделал резкое движение рукой – и придержал, опустил на траву обмякшее женское тело.

Затем поднял что-то, лежавшее чуть в стороне от костра – Ирина пригляделась: топор!

Хозяин подошел, сунул Маше топорище в руки. Она взяла, стиснула машинально – взгляд оставался абсолютно отсутствующим. Старик молча смотрел на нее, затем легонько подтолкнул к телу матери…

Ирина зримо представила, как взметнется топор, с каким звуком опустится на живую плоть, как кровь потоком хлынет на траву… И почувствовала дикое возбуждение – такое же она чувствовала вчера, когда стиснула в зубах трепещущее тело щуки. И сегодня – когда подкралась в прибрежных водорослях к толстому, ленивому лещу… Показалось, что во рту вновь ощущается вкус крови.

Маша медлила. Возбуждение Ирины нарастало. Хотелось крикнуть: скорей, скорей!

– Не-е-е-е-т!!! – дикий вопль девочки прорезал ночную тишину. Швырнув топор под ноги к старику, она стремглав бросилась к берегу. Послышался громкий плеск. Ирине захотелось взвыть…

Хозяин не выглядел смущенным или раздосадованным. Пожал плечами, сказал, обращаясь к остальным:

– Не хотит, так не хотит, неволить не стану… Ежли кого другого в положенный срок приищет, так тому и быть… А не приищет – знать, не судьба. Ну а коли всё так обернулось, кому-то из вас облегчение вышло…

Он кивнул на женщину, так и не пришедшую в себя. Обвел взглядом русалок.

– Ну? Кто?