Уже усвоили, стервецы, что мне каждый раз посланник в их аилы требуется. Чтоб рассказал, что тут и как было.
- Вы чего припёрлись? - спросил я, - Чего дома не сиделось? На что надеялись? И куда остальные пошли? Зачем?
Горец мрачно посмотрел на меня и вдруг зло усмехнулся:
- А ты, сержант, не радуйся, что над нами сегодня верх одержали. Завтра вам всем конец настанет. За нас отомстят.
- Может быть, - согласился я и ткнул пальцем в толпу пленных, - только вот они об этом никогда не узнают. Да и тебе это радости не добавит. Вы пришли сюда грабить и убивать. Ну, так получите же то, что заслужили. Тебя я оставлю в живых. И ты пойдёшь завтра к своим и расскажешь о том, что сейчас увидишь. А теперь стой и смотри!
Я повернулся к нему спиной и подошёл к ближайшему горцу.
- Встань!
Тот поднял на меня глаза, но даже не шевельнулся. Похоже, он даже не понял, что я сказал. Взяв его за отворот шерстяной куртки, я приставил кончик ножа к его шее и, надавливая снизу вверх, заставил подняться. Заглянув мне в глаза он, видимо, понял, что его ждёт и попытался шарахнуться в сторону. Не тут-то было. Отведя кулак с зажатым в нём ножом назад, я одним коротким движением вогнал клинок горцу в самый низ живота и резко, полукругом, рванул руку к верху. Внутренности вывалились наружу, распространяя тошнотворное зловоние, смешанное со сладковатым запахом крови. Отшвырнув в сторону визжащего от боли мерзавца, я обернулся к своему отряду.
- Начинайте! - и нанёс следующий удар. Перед глазами моими стояли картины растерзанных трупов Одуванчика и Линики, падающего с крыши мёртвого Полоза, убитые женщины и дети на улицах и во дворах посёлка...
Зелёный первым поднял свой лук, наложил стрелу и замерев на мгновение, выстрелил. Наконечник с хрустом выбил зубы сидящего напротив горца и с хлюпким чваканьем высунулся из-под его затылка. Качнувшись, мычащий предсмертным воем подстреленный завалился на спину.
Недобро ухмыльнувшись, Цыган коротким движением послал метательный нож в горло одному из горцев и, на ходу вытягивая меч из ножен, соскользнул с седла.
Грызун резал направо и налево, зажав в каждой руке по кинжалу, громко матерясь и плюясь в окровавленные лица.
Степняк, не обращая внимания на полученную рану, выхватил из рук какого-то поселкового мужика секиру и рубил ею каждого горца, попадавшегося ему на пути.
Остальные молча секли их мечами.
Пленные попытались было кинуться от нас врассыпную, но были остановлены мужиками, сдвинувшими свои щиты сплошным забором и выставившими перед собой копья.
Когда всё было кончено, я подошёл к тому горцу, которого вытянул из толпы в самом начале. Единственному, оставшемуся в живых.
- Ты всё видел?
Он с ненавистью взглянул на меня и промолчал.
- Очень хорошо, - кивнул я.
По моей команде каждую его руку перетянули верёвками чуть пониже локтя, чтоб перекрыть доступ крови, и привязали их к большой колоде.
- А теперь слушай меня, - взяв его за бороду, я потянул её к верху, - сейчас я оставлю тебе только то, что необходимо для выполнения моего поручения. Один глаз, чтоб ты мог видеть дорогу, - и я полоснул ему ножом по правому глазу. Горец взвыл.
- Уши тоже тебе больше не нужны, - продолжал я между тем. И двумя быстрыми движениями отхватил ему оба уха.
- Будь ты проклят! - заорал искалеченный горец, непрестанно воя от боли и ярости.
- Ты даже не представляешь, сколько раз в своей жизни я слышал эти слова, - усмехнулся я прямо ему в лицо и взял в руки топор, - и руки тебе теперь тоже не понадобятся, - сказал я и поднял топор.
- Нет! - дико заорал он.
Два удара топором и горящий факел, прижатый к кровоточащим обрубкам рук, чтоб остановить бегущую кровь, лишили его сознания.
- Пусть тут полежит до завтра, - сказал я подошедшему старосте и отбросил топор в сторону, - завтра отправите его к соплеменникам...
Подойдя к своему коню, я взгромоздился в седло и, ни слова ни говоря, направился к выезду из посёлка. Опустошение и полная апатия овладели мной. Ничего не хотелось делать, не было желания с кем-либо говорить. Было противно. И очень хотелось крепко помыть руки...
Так мы и ехали какое-то время по дороге к своему посту.
Примерно на полпути меня догнал Степняк. Проехав молча рядом минут пять, он осторожно окликнул меня.
- Господин сержант...
- Чего тебе?
- Разрешите обратиться?..
- Да говори уж...
- Я вот тут чего подумал, - нерешительно начал он, - на счёт того, как мы с горцами-то пленными...
- Ну?..
- Оно, конечно, понятно, что в запале все мы были и в гневе большом... А только, думается мне, не следовало нам с ними так-то... А, господин сержант?..
Я придержал коня и, дождавшись, когда весь отряд соберётся вокруг меня, спросил:
- Кто ещё так думает?
- Вообще-то, мне кажется, что Степняк в чём-то прав, - осторожно подал голос Дворянчик, - всё же они были пленные...
- Верно, господин сержант, - не поднимая глаз, отметил Зелёный, - не стоило этого делать, не по-человечески как-то...
- На душе муторно, - нехотя признал Грызун.