Если бы не усталость, Севилья сбежал бы впереди своего визга, оставив тут и торка и еще, наверное, кучку чего-нибудь дурно пахнущего. Честно. Но, как Севилье помнилось чье-то выражение из прошлой, земной жизни; наши достоинства суть продолжение наших недостатков. И вымотанный до предела организм просто-напросто отказался двигаться, возможно, спасая Севилье жизнь. Ноги не пошли, руки не поднялись, горло сжалось, не желая принимать участие в паническом концерте, который Севилья собрался закатить. В итоге он замер, парализованный, глядя в нереально глянцевые глаза Твари. Стоял и смотрел. А Паук смотрел на него. Секунда, другая. За спиной вяло зашевелился спасаемый торк. Ворсинки узора, лишенные поддержки Севильи, начали возвращаться в исходное положение. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Севилья на автомате вернул их в исходное состояние. Торк развернулся на выход. И только уже сделав, Севилья перепугался и опять уставился на Паука. Тот не шевелился. Торк сделал шаг. Севилья тоже. Еще один. Паук не двигался с места. Севилья попятился. Паук вообще не подавал никаких признаков жизни. Вот и не надо. Мелкими шажками, по сантиметру отвоевывая спасительное пространство, Севилья отодвигался от замершей Твари. В голове болталась одна-единственная мысль: «неужели отпустит?». Паук так и не сделал ни одной попытки помешать увести почти пришедшую к нему добычу. Севилья сломал бы голову, пытаясь понять почему, но перед тем, как развернуться и на самом деле броситься бежать, своим «травяным» видением, он уловил одну странную … мысль, не мысль, слово, не слово… эмоцию. Она настолько была похожа на обыденную жизнь, что Севилья чуть не пропустил ее, сочтя собственной. Где-то на грани сознания, перед тем, как стало понятно, что преследования не будет, Севилья поймал …. Нет, не сожаление.
Укоризну. Паук все так же недвижимо продолжал видеть уходящую добычу, и в замершей позе Твари угадывалось: «жадина».
Почти руками дотолкав высоченного торка до края травяного покрытия, за которым его ждали изумленные маги, Севилья мешком осел на землю. Больше двигаться он не мог. И не хотел.
Очнулся он от того, что в рот ему лилось что-то обжигающее. Он дернулся, пытаясь объяснить, что не надо, тут же подавился и закашлялся. Когда слезящиеся от кашля глаза, наконец, смогли видеть, Севилья тут же чуть не потерял сознание снова, для разнообразия, от счастья: над ним, склонились Сержант, Сова, Слон и Гайденн. На их лицах было написано такое участие и сострадание, что впору было расплакаться.
– Ты в порядке? – спросила Сова тоном, от которого хотелось картинно брякнуться на землю и забиться в судорогах. Глядишь, выцыганишь чего приятного. Судя по ее виду, сейчас она была готова ради Севильи на все.
И Севилья, как «истинный» сердцеед и соблазнитель, естественно, ситуацией «воспользовался».
– Вроде, да, – ничего умнее, чем опереться на руку Слона и сесть, оглядываясь по сторонам, он не придумал. – Что с вольдами?
– Все хорошо, – разрушая хрупкое секундное счастье, доложил за всех Гайденн. – За головы держатся, а в остальном – живее всех живых.
– А что это было? – он облизал мокрые после пролитого на него снадобья губы.
– Глемм-дош, – пояснил Слон. – Радуйся.
– Радуюсь.
Севилья поднялся, пошатнулся, и его тут же подхватили Сержант и Сова. Он умильно оглядел обоих. Ради такой заботы он был готов немедленно прогуляться к Пауку еще раз. Да кстати …, – он завертел головой, пытаясь высмотреть что-то. – А что Пауки?
– Ничего, – пожал плечами Сержант. – Стоят, как стояли. Ни одного движения.
– А как он меня отпустил? – Севилья до сих пор не верил, что он просто так ушел от Паука.
– Да, собственно, так и отпустил, – Сержант явно не знал, что сказать. – Ты водил всех туда-обратно, они стояли. С последним то же самое. Подошел, забрал, ушел. Всё.
Севилья высвободил одну руку, которая была у Сержанта, и потер лицо.
– Или я с ума сошел, – поведал он, – или Пауки меня за своего считают.
Сержант вдруг воровато оглянулся.
– Ты только вольдам про это не говори, – доверительно попросил он. – А то они и так не знают что про тебя думать, а тут еще и Пауки. Сказок-то много тут понапридумывали.
Он неодобрительно нахмурился, осуждая неведомых болтунов. Севилья подавил смешок. Ему даже интересно стало: а это тот Сержант? Может, его подменил кто, пока он тут за вольдами бегал. Гайденн, стоящий так, чтобы Сержант его не видел, заговорщически подмигнул: «я ж тебе говорил…».
– Живой? – над Севильей нависло новое лицо.
В смысле старое: Вася подключился к разговору.
– Живой, – кивнул Севилья.
– Только ему сейчас отдохнуть надо, – тут же вступилась за него Сова. Севилья с ней был на сто процентов согласен, но у Васи были другие планы.
– На поле надо идти, – сообщил он, вызвав у Севильи легкие судороги. – Ни влево, ни вправо хода нет. Только что вернулись дозорные: Лепестки окопались и сидят. На нас не нападают (во дела!), но и пройти не дают. У нас двое раненых.