Псы любви

Лицо шута, бледное даже в теплом свете факелов, побледнело еще больше.

– Это просьба? – наконец сказал Князь.

Шут поспешно отступил в сторону.
Граф и вся его семья уже были в главной зале второго этажа, окруженные гвардейцами в черных камзолах. Сам граф – толстый, лысый, обильно потеющий и заполнивший всю комнату запахом страха. Жена в чепце и ночной рубашке. Мальчишка лет восьми…
Князь поморщился. А может быть, это неверное пламя факелов бросило тень на его подбородок.

– Ты предал идеалы любви, доброты, блага империи и могущества Иоанна Стальной Руки, – отчеканил Князь стандартную формулу. – Зло поселилось в твоем сердце. Ты будешь предан смерти.

– Что вы… – забормотал граф. – Я… Я верен императору! – выкрикнул он и рухнул на четвереньки. – Пощади! Пощади, Князь! Я все отдам! Пощади, Князь!

Граф проворно поскакал на четвереньках к Князю – но одна из собак рванулась наперерез. Бесшумно, быстро, слившись с колыханием теней на полу. Граф лишь успел скосить на нее глаза – а потом челюсти сомкнулись на его шее.

– Ты, твоя жена и все дети твои, – мерно договорил Князь.

Вторая собака будто ждала этого. Она прыгнула и подмяла под собой мальчишку.

– За что? – успела крикнуть жена. – За что?!

Князь развернулся и пошел обратно.
В коридоре он остановился. Подождал, пока стихнет шум в зале, пока сзади простучали шаги и тихий голос вкрадчиво осведомился:

– Какие будут указания, милорд?

– Назначьте временного управляющего, пошлите гонца и разберитесь с запасами еды, Шмальке. И отправляемся дальше.

– Но люди устали, милорд…

– Вы что-то сказали, Шмальке?

– Слушаюсь, милорд, – склонил голову человек в черном камзоле.

Из залы, облизываясь и утирая лапами носы, вышли собаки. Беззвучно сели за спиной Князя справа и слева, словно и не собаки, а его собственные тени от двух факелов.

Через час все было кончено.
Вытирая губы салфеткой, Князь вышел из ратуши. И сразу же почувствовал, что что-то не так.
Оглянулся – и вздрогнул. Собак не было. Ни вечно следовавшей справа Нежности, ни всегда бесшумно скользившей слева Ласки. Зато в воздухе было что-то такое…
Князь закрыл глаза, пытаясь понять, что же это.

– Мальчишку-то за что? – раздалось от кареты.

Князь резко крутанулся на каблуках. Давненько никто не осмеливался так заговаривать с ним!

На подножке кареты сидел давешний шут.

– Надеюсь, трапеза доставила вам удовольствие? – спросил шут. – Граф очень старался, готовя стол. Он ждал вас к утру.

Из-за кареты вылетели обе собаки и сели возле Князя. Как обычно – и все же чуть иначе. Словно были чем-то недовольны. Не нашли чего-то?

Князь шагнул вперед – и понял, что было не так. Шут не был безудержно смел. Он был безмерно пьян. Потому и сидел на подножке – ноги его уже не держали.

– Брысь!

– Вы весьма любезны, Князь, – хихикнул шут. – А я хотел просить вас о милости.

– О милости? Меня?

– О да, вас! Это же вы Князь Любви, это же вы хозяин Ласки и Нежности, – хихикнул шут, покосившись на собак.

– Прекрати мусолить слова своим гнусным языком, смерд, если не хочешь обменять его на намыленную веревку. Брысь!

– И все же я просил бы вас о милости! – сказал шут, с трудом поднимаясь с подножки.

– Что тебе нужно?

– Не будет ли Князь столь любезен, чтобы разрешить мне развлекать его во время пути?

– Тебе не на что уехать из города? Шмальке, дайте этому смерду…

– Нет, я хотел бы просить вас о милости разрешить развлекать вас во время пути, – упрямо повторил шут. – В меру моих скромных сил помогая вам исполнять ваш скорбный долг ради добра, любви, блага империи и могущества светлейшего Иоанна Стальной Руки.

– Ты либо очень смел, либо очень глуп, – сказал Князь.

– Это разрешение? Милорд.

Князь улыбнулся. Медленно, тем же ядовитым цветком.
Но на этот раз шут не отступил.

– Ну что же… Открой дверь! Помощничек…