Псы Вавилона

— К вечеру дело шло, — рассказывал сосед по бараку, рабочий-путеец. — Вижу, Кузьма Иванович куда-то собрались. И снаряжен не по погоде, в длинную накидку непромокаемую. Их еще плащ-палатками обзывают. Куда, спрашиваю, путь держите, Кузьма Иванович? Да на Шанхай, отвечает. Нужно с одной нечистью разобраться. Именно с нечистью, так и сказал. Часа через четыре, а то и все пять — стук в дверь. Мы уже спать легли. Кого, думаю, нелегкая несет? Открываю. Опять он! Можно сказать, запыхавшийся. Вроде бегом бежал. Давай, говорит, Петрович, свой фонарь. Ну, я ничего спрашивать не стал, вынес требуемое. Человек надежный, ни разу не подводил. С тех пор ни Кузьмы Ивановича, ни фонаря.

Рассказ железнодорожника еще больше озадачил милиционеров. О какой нечисти говорил Хохлов и зачем ему понадобился фонарь? Возникло предположение: Хохлов выследил неизвестную банду, а на Шанхае уголовщины хватало, и решил в одиночку захватить ее. Однако, по-видимому, силы оказались неравными, и храбрый милиционер пал от бандитской руки.

Пропажа сотрудника — событие чрезвычайное. Данный факт не скроешь, не замнешь... И милицейское руководство решило во что бы то ни стало найти концы. Ниточка определенно вела на Шанхай, но поскольку открытый розыск с опросом населения и привлечением бригадмильцев ничего бы не дал, поскольку местные жители категорически отказывались, во всяком случае официально, сотрудничать с правоохранительными органами, решено было заслать в криминальное логово секретного агента.

Ближе к обеду на шанхайской улочке появился молодой цыганистого вида парень с кудрявой нечесаной шевелюрой. При парне имелся агрегат, представлявший собой переносное точило с ножным приводом.

Парень остановился посреди улицы и заорал зычным голосом:

— Ножи, ножницы точу!.. Ножи, ножницы точу!..

Появление бродячего точильщика никого не удивило. Подобных кустарей-умельцев шаталось по Соцгороду немало. Некоторое время парень стоял в одиночестве, поплевывая по сторонам в ожидании клиентов и время от времени выкликивая свой призыв. Наконец появился первый посетитель: кривая бабка Салтычиха, уже упоминавшаяся в нашем повествовании.

— Топор направишь? — без особых церемоний спросила она.

— Можно и топор, — ощерил белоснежные зубы парень.

Салтычиха извлекла из мешка здоровенный колун и поинтересовалась ценой.

— Работы много, — сообщил парень, разглядывая зазубренное лезвие, — ты, бабка, им что, головы рубила?

Сошлись на гривеннике. Завертелся наждачный круг, завизжала сталь, брызнули снопы искр. За десять минут топор стал как новенький.

— Бриться можно, — сообщил парень. — Попробуй, бабка, свои усы обкорнать. Зачем тебе, старая, усы? Ты ведь не солдат.

— Молчи, идоленок, — цыкнула на него Салтычиха, вручая монетку. — А еще что работать можешь?

— Паять, лудить... Да мало ли. Только если серьезной работой заниматься — угол где-то нужно снять.

— Сам откуда?

— Да как сказать... Не здешний. Скитаюсь вот по городам и селам Промышляю помаленьку. Утром с поезда. На вокзале постирался, да там толку мало. Вот сюда прикандехал. Прожил бы здесь с недельку, подлатал ваш скарб, а там и дальше. Расея большая.

— А сколь платить будешь? За хавиру то есть.

— За хавиру? Ты, бабка, видать, из золоторотцев. Слова-то какие знаешь.

— Зубы-то мне не заговаривай, босяк. Пять целковых за неделю. Харчи твои.

— Ну, ты хватила: пять рублев! Да я столько за месяц не заработаю. Э-гей, граждане-товарищи... Кому точить, лудить, паять?!

— А сколь твоя цена?

— Два рублика. Столковались на трех.

— И две кастрюли мне залудишь, — потребовала старуха, — и ведро...

— Может, тебе и миролюбку подпаять? — хохотнул парень.

Старуха разразилась мелким дребезжащим смешком и одобрительно оглядела с ног до головы будущего постояльца.

— Ты, я вижу, бойкий хлопец. Не из махновцев, часом?

Стали подходить новые заказчики. Дело закипело. Салтычиха вертелась тут же, видно опасаясь, что квартиранта могут перехватить. Наконец она не выдержала и потянула парня за рукав видавшей виды толстовки:

— Хорош, парень, вкалывать. Всю работу не переделаешь. Пора и перекусить.

— А ты накормить сумеешь? — усмехнулся парень.

— За отдельную плату, как и договорились. Рублика два, похоже, заколотил. На харч хватит. Двигай за мной.

Парень взвалил точило на плечо, подхватил деревянный чемодан и пошел за Салтычихой.

Обиталищем старухи оказалась небольшая, сложенная из саманных кирпичей землянка с покрытой дерном крышей. Парень шагнул через порог и огляделся. Крошечная комнатушка, добрую половину которой занимала русская печь, была чисто выбелена, глиняный пол застелен домоткаными половиками, а по стенам в изобилии развешаны пучки сухих трав. И запах в комнатушке стоял духовитый, словно на сеновале.

— Вкусно пахнет, — заметил парень, — сразу шамать хотца. Только вот где я ночевать буду? Тут курице не повернуться.

— Да вон, на моем топчане. А я на печку переберусь. Устроимся, не обижу. Я утресь картишки раскинула — вижу, быть гостю. И вышло как по-писаному. А гостя наперво накормить надоть. Я щец наварила.