Тил берет меня за руку.
— Ты был там, чу’ст’вал ее, ведь правда?
— Да. Наверное.
Краем глаза я замечаю Джо, но остальные исчезли из поля зрения.
Откуда-то издалека доносится команда Джо:
— Давай вперед. Мы пойдем следом.
Может, пойдут, а может, и нет.
Тил держится рядом со мной. Вместе мы вступаем в Церковь — самый большой зал штольни. Связки лампочек-звезд подсвечивают внешнюю стену пещеры, так что можно разглядеть одну из сторон гигантского уходящего на сотни метров вверх цилиндра. Кто-то водрузил девять или десять широких световых панелей на штативы и подсоединил их через кабель к генератору. Тил по очереди включает рубильники, и теперь я могу разглядеть цепочку галерей, высеченных в металлических стенах и простирающихся от пола до потолка.
Вавилонская башня, вывернутая наизнанку.
Наиболее поразительную деталь зала я замечаю последней, словно я видел ее миллионы раз и уже перестал воспринимать как диковину. Что, разумеется, не может быть правдой.
Посередине пещеры стоит сверкающая кристальная башня — не такая огромная, как помнится мне по моим «чайным» снам, но все равно очень большая. Покрытая трещинами колонна поддерживается каменными распорками и свисающими сетями из переплетенных друг с другом прозрачных труб, похожих на те, из которых состоят кобольды, только толще.
Главные элементы конструктора.
Эта башня — центр и средоточие всех ведущихся в штольне работ. Алмазная колонна, сверкающий небоскреб, стремящийся вырваться из каменного гнета, стряхнуть с себя ненавистную оболочку из лавы и металла.
Все связано. Я начинаю видеть общую картину.
Эта колонна, как и та, о которой я грезил в своих «чайных» снах, выделяет студенистое вещество. Блестящая слизь стекает с одного уровня на другой, капает с распорок и лужами разливается возле основания башни, там, где лениво копошатся и образуют новые соединения наполовину готовые кобольды.
Большинство кобольдов просто ползают туда-сюда, но некоторые целенаправленно карабкаются по распоркам вверх, медленно и мучительно, пытаются образовать кольцо вокруг колонны и вдохнуть жизнь в окружающие ее галереи, заполнить пустоты в сердце — или в разуме — штольни. Сделать кристальную башню такой, какой она была в древности, скрытая подо льдом.
Зеленая пыль устилает все вокруг, даже озеро из слизи покрыто зеленой пеной. Может быть, пыль появилась как раз из слизи.
На какой-то безумный миг меня захлестывает паника. Моя паранойя, моя искалеченная войной психика — удел любого космодесантника — будто обрушивает на меня шквал из острых ножей, и в голове пульсирует одна-единственная мысль: антаги нас отравили. А может, командование подсыпало нам что-то в космолин, и какой-то неведомый новый враг (может статься, мы сами) проник в штольню и создал пятую колонну — в буквальном смысле слова! — грозную и разрушительную. И если эта злая сила приведет свой план в исполнение, то всему, за что мы боремся, настанет конец.
Глупости.
Я запутался во взаимоисключающих теориях, в противоречивой информации. Я падаю на колени, прикрываю глаза ладонью от слепящего света и всматриваюсь в высь пещеры, пытаясь вновь ощутить другую жизнь.
Жизнь, наполненную некогда величием и смыслом, но утраченную теперь.
— Т’кая древняя, — говорит Тил, опускаясь на колени рядом со мной. — Спутник упал на Марс и на к’ски распался, давно очень. Это один из осколков был. Алжирцы и форы тут руду доб’вали, но не знали нич’го пон’чалу. Потом форы Церковь н’шли, но хобо на волю вырвался, и сбежали они. А у старых кристаллов было времени и воды достаточно, чтобы слуги их форму обрели. Чтобы проб’дились.
— Кобольды, — киваю я.
— Форы из штольни ушли, а слуги все к’пали да искали.
— Отсюда красные и синие пометки на карте.
— Верно. Все залы старые были пылью усып’ны, и отец вдыхал ее. И со временем другой жизнью пр’никся и обо всем дог’дался.
— И рассказал тебе?
— В том нужды не б’ло. Он первое пок’ление был, вдыхал пыль з’леную, как и ост’льные, но жизнь древнего спутника лишь см’тно видел. А потом форы его жену первую в пустыню пр’гнали, и он в З’леный лагерь ушел — какие б ни были, а все лучше форов. А после я род’лась, и то, что он лишь слабо ощущал, в моих генах проросло… и окрепло.
Но молва шла, и пр’дателей во всех лагерях н’мало было. Вот п’чему форы в Зеленый лагерь явились и торговать меня х’тели. К тому времени их доктора сказали, если у просветленных мужчины и женщины ребенок родится, третьим поколением станет, вырастет и б’льшую историю з’кончит.
У де Грута т’ко сыновья были… и он сказ’вал, что вину свою з’гладить хочет, и меня торговал… Хотел разгадать штольню, р’ботать в ней, использовать ее… Думал, т’гда он власть над Землей и над иными с дальних звезд заполучит… Но штольня защищаться умеет…