Пташка

Катбад коротко присвистнул, и через мгновение Гром уже яростно бил пушистым хвостом, путаясь у них под ногами. Кузнец шёл уверенно и быстро. Гнеде приходилось почти бежать, чтобы не отставать от него. Время от времени Катбад оглядывался и только прибавлял шагу. Постепенно они оказались на едва заметной тропе, то и дело терявшейся в молодой траве. Пёс убежал вперёд, радуясь непредвиденному путешествию, и с восторгом принялся ловить крапивниц и рыжегрудых малиновок, испуганно вспархивающих из-под его огромных лап. Недавно распустившиеся листья были не больше прясленя8 и не давали защиты от весеннего солнца, потихоньку карабкавшегося всё выше на небосклон. Гнеде стало жарко, и она с удовольствием думала о роднике, который должен был встретиться на их пути. Если бы не суровое молчание Кузнеца, можно было бы вообразить, что они отправились рубить шалаш на тетеревином току или собирать живицу 9этим погожим утром.

Когда путники добрались до ключа, Катбад разрешил передышку.

– Стереги! – приказал он собаке, и Гром послушно засеменил назад по тропе.

Кузнец проворно свернул из бересты два маленьких чужлика10, и Гнеда с наслаждением напилась и обтёрла пот с горячего лица. Она, наконец, поймала взгляд Кузнеца, но он тут же опустил глаза и провёл рукой по мокрым курчавым волосам. И когда только в его соломенно-русых прядях появилась седина?

– Твой старик всегда боялся, что они придут. Словно ждал этого, – глядя мимо девушки, промолвил Катбад после недолгого молчания. Он зачерпнул воды и не спеша выпил. – Домомысл говорил всем, что нашёл дитя на пороге, так ведь это неправда. Тебя из рук в руки передал ему человек. Незнакомец. Всадник в хорошем плаще и с добрым клинком на поясе. Платок, в который ты была завёрнута, не зазорно было надеть боярыне, так говаривал твой старик.

– Что? – вскрикнула девушка, вскакивая с земли. – И ты таил это от меня?

– Домомысл так решил, – развёл руками Катбад. – Он не желал, чтобы в деревне заподозрили, что ты имеешь отношение к богатой семье. И тебе это знать было незачем.

Первое время старик надеялся, что всадник вернётся, но годы шли, а никто не являлся. В те времена в княжестве была смута, всё встало с ног на голову, многие рода попали в опалу. Кто знает, какое несчастье забросило тебя в наши края. Была ли ты нежеланной дочерью, от которой стремились избавиться, или же любимым дитя, спасаемым от грозы, нависшей над домом, мы не знаем. Домомысл верил во второе, и считал, что никто из твоих родичей не уцелел, раз они не разыскали своего младенца. С тех пор он лишь боялся, что появятся те, по чьей воле ты оказалась разлучена с родителями.

– Он никогда не говорил мне этого… Как он мог? А что, если, – глаза Гнеды страстно загорелись, – если это был мой отец?! Как Домомысл мог не рассказать мне, хотя бы перед смертью! Ведь он видел его, говорил с ним! – Девушка опустилась на траву и обхватила руками виски. Вдруг новая мысль посетила её. – Но эти люди, ты думаешь, они…

– Никто не вторгается на рассвете в чужой дом с добром, – нахмурившись, покачал головой Катбад. – Уж не ведаю, по твою ли душу они пожаловали, а только не нравится мне это. – Кузнец поднялся и свистнул собаку. – Идём, путь неблизкий.

Гнеда послушно встала, и они снова двинулись вперёд. В другое время девушка непременно бы любовалась нежной с молочным отливом зеленью берёз. Нарвала бы пролески и сон-травы и украсила бы свои волосы барвинком, так шедшим к её тёмным прядям. Она бы полной грудью вдыхала смешанный запах нагретой земли и прелых листьев, через которые уже проклюнулись настырные кулачки папоротника. Радовалась перекличке дятлов и журчанию песни коноплянки. Но теперь она могла думать лишь о том, что сказал ей Катбад. Сколько раз бессонными ночами размышляла она, гадала о том, кем были её родители, почему мать оторвала её от груди и подкинула учёному старцу. Сколько раз заставляла Домомысла повторять ей рассказ о событиях той ночи. Что ещё мог утаить её опекун? Что мог знать о её судьбе?

За этими размышлениями Гнеда почти не замечала, как проходил день. Кузнец стремился уйти как можно дальше от Перебродов и продолжал путь даже в жаркие полуденные часы. Девушка была хорошим ходоком, но и она утомилась от скорого шага своего спутника и зноя. Катбад позволил сделать ещё несколько коротких привалов, прежде чем с приходом сумерек окончательно остановился на ночлег. Кажется, Кузнец был доволен, и погони за ними не последовало. Тем не менее, путешественники не стали разжигать костра, и наскоро поужинав, улеглись спать.

Несмотря на тревоги дня, Гнеда мгновенно погрузилась в крепкий здоровый сон. Она проснулась оттого, что Катбад немилосердно расталкивал её.

– Что-то стряслось? – с испугом спросила девушка, вскакивая с хвойной подстилки.

– Вот-вот рассветёт, пора.