Птенцы Дамбалы (СИ)

— С чего это неудачный-то, Дядя Стёпа, ты что, вообще за новостями не следишь? Наоборот, Хикеру цифровизировался уже почти на смертном одре, и его сознание очнулось на экспериментальном сверхкомпьютере, раньше прогнозируемого срока почти на 4 часа. Поняв, что все получилось, на волне позитива, Хикеру начал творить, он и в молодости иногда, в порыве вдохновения пропадал на недели, а тут и вовсе, без ограничивающих факторов в виде необходимости сна и еды просто ушел в творческий запой. Совсем недавно ему потребовалась помощь в создании звукового сопровождения для его нового шедевра, и он вышел на связь. Вот по поводу анонса практически готовой игры, по факту сделанной одним человеком и было организовано это интервью. Очень классно, репортер — обычный человек задает вопросы цифровой личности, которая сейчас еще является и сверхмощным компьютером, и даже сама комната, в которой идет беседа, по сути, находится «внутри» Тоджимы. Во всех смыслах. Разговор ведется в виртуальной реальности той самой новой игры, и оформление этой локации повторяет техническое помещение внутри сверхкомпьютера.

— Зачем так сложно?

— А вот и глянь интервью, дядя Степа! Там все объясняется это.

— Хорошо, гляну, но не сейчас.

— Напишешь мне впечатления?

— Словами расскажу!

За всеми этими разговорами мы как раз доехали до дома мамы.

Поднялись в квартиру, сестра и матушка сразу же принялись хлопотать по хозяйству, разогревая еду и накрывая на стол. Откуда-то была выужена бутыль с, как оказалось, домашней наливкой. А потом мы просто сидели и предавались греху чревоугодия, полностью отдавшись моменту и стараясь не поднимать неудобных тем. Но раз за разом я замечал на себе какие-то странно-задумчивые взгляды, бросаемые матерью. Ближе к десяти вечера сестра помогла матушке убрать со стола, и они своей семьей поехали к себе, забрав с собой уже утомившегося и почти спящего Всеволода.

Я уже было приготовился к сложному разговору с матушкой, но нет, проводив сестру, она просто молча, подошла ко мне, с силой обняла. Сердце предательски дало сбой, я стоял, обнимая мою, как оказалось сильно постаревшую матушку, укорял себя мысленно последними словами и не мог выдавить ни звука. Она оторвалась от меня и, глядя снизу вверх печально спросила, — «Почему ты не приезжал, Степа? Почти пятнадцать лет, с тех пор как ты уехал в Красноярск после похорон, неужели не возникало желания проведать мать? И не смей даже говорить, что некогда было!»

— Я… Не знаю… Не мог я мам. Сначала не мог, а потом… замотался, врос корнями, и… Ты не представляешь, как мне сейчас стыдно.

И я не врал, и сейчас бы не приехал, если бы не авария эта безумная. С тех пор, как отец умер, можно сказать, у меня на руках, от инсульта, случившегося во время моего очередного приезда на зимних каникулах. Я не мог найти в себе силы, чтобы находиться в этой квартире. Отец, бывший для меня самым близким человеком, тот, кто всегда был примером для меня, тот, благодаря которому я пошел в медицинский, продолжая его дело. Лучший отец и замечательный хирург, умер от дурацкого геморрагического инсульта. Умер еще до приезда скорой, спешащей отвезти его в больницу, в ту самую, где он работал хирургом, изо дня в день спасая жизни

И я просто не мог находиться здесь. Все напоминало мне о нем. Как и всем нам, всей семье. Все мы оказались выбиты из колеи. Мама, уволившись тогда с работы, посвятила себя помощи сестре, и внуку, названному в честь деда. Я же сбежал, оставив их лишь на попечение шурина. Да, безусловно, я регулярно звонил, интересовался как у них дела, как только стал зарабатывать нормально, начал отправлять деньги, и если бы у них были трудности, безусловно, заставил бы себя приехать. Но все у них было нормально. Меня не беспокоили и ничего не говорили. Но, все-таки, видимо затянулось мое отсутствие в отчем доме.

Я погладил левой рукой маму, по тронутым сединой волосам и смог выдавить из себя только короткое, — «Прости…»

Матушка грустно улыбнувшись посмотрела мне в глаза. И помолчав пару секунд, спросила: «Постелешь себе в кабинете?»

— Да, постелю там, на диване.

Впервые за очень долгое время я входил в эту комнату. Здесь все осталось так же, как он оставил, мама просто поддерживала здесь чистоту и порядок. Крепкий стол, который он сам, сделал, массивное кресло, обтянутое коричневой кожей, наша старая семейная фотография на столе, освещаемая люстрой в зеленом абажуре. чайный столик возле окна, переделанного им специально для меня, в место для чтения. И многочисленные стеллажи с книгами по периметру всего кабинета. Обычными, бумажными таких, которые сейчас некоторые люди и не видели никогда. С книгами обо всем на свете, как я думал в детстве. Все книги, от которых стремились избавиться его друзья, отец перебирал, отбирал, то, чего у него еще не было, а оставшиеся отдавал в городскую библиотеку. Постелив себе на диване, я почти мгновенно уснул, провалившись в сон без сновидений.