Шереметев выехал из Риги в Польшу 13 августа 1710 года, а неделю спустя Петр отправил вдогонку за ним курьера с предписанием возвратиться в Прибалтику. Прибыл он в Ригу 23 октября, по его словам, к пущей печали
. Выяснилось, что войска, находившиеся в Прибалтике, были обеспечены продовольствием всего на месяц и добыть его было негде, ибо везде места опустелые и мертвые. Безутешные свои рассуждения о затруднительном положении Борис Петрович поведал близкому ему человеку, адмиралу Апраксину, и завершил письмо полюбившимся ему сравнением себя с ангелом: Повелено то делать, разве б ангелу то чинить, а не мне, человеку98.От решения сложной задачи обеспечения армии провиантом Шереметева освободила резко изменившаяся обстановка на южных рубежах: в ноябре 1710 года Османская империя объявила России войну. 23 декабря Петр велел расположенные в Прибалтике войска двинуть на юг, а Шереметеву указал: …самому тебе остатца в Риге на время и трудитца, чтоб собрать провиянту на рижской гарнизон на семь тысяч человек на год
99. Следовательно, армия отправилась в путь ранее своего командующего примерно на месяц.Сведений о том, как и с какой скоростью русская армия совершила грандиозный переход на юг, документы не сохранили, зато имеется такой бесценный источник, как Военно-походный журнал
Шереметева, в который изо дня в день заносились все перемещения фельдмаршала.Поскольку армия вышла из Риги в январе 1711 года, можно предположить, что обозы и артиллерия на начальном этапе воспользовались санным путем. Что касается самого Шереметева, покинувшего Ригу 11 февраля 1711 года, то в пути ему пришлось пересаживаться из кареты в лодку и с лодки вновь в карету. Причина тому – необычайно рано наступившая весна и половодье. Дороги пришли в совершенную негодность: приходилось ехать либо по целине, либо ночью, когда морозец на время ослаблял таяние снега. В конце февраля Военно-походный журнал
пестрит такими записями: Великая теплота и снег и дождь. Наконец снегопады и дожди прекратились, но началось такое бурное половодье, что во многих местах единственным средством передвижения были лодки. Все это задержало фельдмаршала в Минске на 16 дней.Между тем Петр торопил Шереметева. Начал он его понукать еще в январе, когда Борис Петрович находился в Риге, причем необходимость поспешать
вначале была вызвана стремлением держать пехоту в постоянной близости от кавалерии. А маршировать весьма нужно, – пояснил царь, – понеже, ежели пехота не поспевает, а неприятель на одну конницу нападет, то не без великова страху.Отправляя армию к южным границам, Петр не имел детального плана кампании. Составление его стало предметом забот конзилии
, состоявшейся в Слуцке 12–13 апреля 1711 года. На военном совете присутствовали кроме Петра два военных (Шереметев и генерал Алларт) и два гражданских лица (канцлер Головкин и посол в Польше князь Григорий Долгорукий). В соответствии с выработанным планом Петр велел Шереметеву не позже 20 мая достичь Днестра, имея трехмесячный запас продовольствия. Указ Петра заканчивался словами: Сие все изполнить, не отпуская времени, ибо ежели умедлим, то все потеряем100.План кампании был одобрен всеми, кроме фельдмаршала. В особом мнении, поданном царю, он убеждал его: …к указным местам майя к 20 числу конечно прибыть я не надеюсь, понеже переправы задерживают, а артиллерия и рекруты еще к Припяти не прибыли, и обозы полковые многие назади идут
. Фельдмаршал обращал внимание царя на то, что армия после Полтавской виктории, осады Риги и продолжительного марша изнурена и испытывает острую нужду в вооружении, обмундировании, лошадях, телегах и особенно в провианте. В связи с этим Шереметеву пришлось ломать голову, где заготовить трехмесячный запас провианта на 40-тысячную армию. По обыкновению продовольствие добывали в районах, где дислоцировалась армия, либо в местах, по которым она маршировала. В данном случае источником снабжения провиантом и фуражом должна была стать Украина, но ее ресурсы были ограниченными: недород предшествовавшего года и массовый падеж скота привели к тому, что у многих крестьян, – как доносил киевский губернатор князь Дмитрий Михайлович Голицын, – ни хлеба, ни соли не обретается101.