Птичья гавань

Мне врезались в память ее слова, и в феврале второго сезона, когда подошва начала отрываться, я испытал тревогу. Побоялся говорить, что порвал такую хорошую обувь. Решил, что это моя личная проблема. Я вбил довольно толстый и большой гвоздь в пятку изнутри, он прошиб подошву и торчал на два сантиметра. Я загнул конец и носил себе башмак, царапая лед под ногами, как шпорой.

Вышло не очень красиво, и в течение месяца меня не покидало смутное беспокойство — стоило просто сказать отцу, что у меня порвался ботинок, а не браться за ремонт самому. Отец заметил этот гвоздь однажды, когда я собирался в школу. Я взял ботинки с батареи и понес в коридор, где меня ждал одноклассник. В этом время я столкнулся с отцом. Он с любопытством посмотрел на отремонтированный мной башмак и выхватил его из моих рук.

— Что ты сделал? — спросил он. — Я тебе по морде сейчас этим сапогом дам.

Я догадывался, что можно было сделать лучше, но такой реакции не мог предугадать. У меня уши покраснели, пожалуйста, только не при однокласснике. Он-то жил в коттедже и одевался хорошо. Я надолго обиделся на отца. Во-первых, потому что одноклассник разболтал всему классу — его почему-то рассмешило, что я приколотил подошву гвоздем, а во-вторых, потому что отец еще тогда добавил:

— И как я понесу их в ремонт? На меня мастер посмотрит как на идиота, прежде чем вытащит этот гвоздь.

Мой отец, репортер с пятнадцатилетним стажем, любитель шутить про какашки и дразнить деда за отсутствие самоиронии, сочинитель пошлых стишат и рифмованных поздравлений, но интеллигент, ни разу в жизни не позволивший себе сматериться при детях; человек, который сам разводил и убивал кроликов, от которого сладковато пахло их дерьмом, который не мог себе позволить дать мне денег, чтобы я поел на большой перемене, — этот человек в середине свой сложной жизни, в марте девяносто седьмого года настолько испугался, что какой-то там мастер по ремонту обуви посмотрит на него как на идиота, что даже сказал своему сыну: «Я дам тебе по морде сапогом».

Да любой отец-алкаш просто усмехнулся бы. В тот день был легкий мороз, и я шел в школу в кроссовках сестры, стараясь не смотреть на одноклассника. А у того уже язык чесался поделиться со всеми этим маленьким анекдотом.

В итоге отец сам без труда вытащил злосчастный гвоздь и заклеил ботинок. Думаю, у него ушло на это не больше десяти минут. Ладно, с тех пор я давно переплюнул отца по количеству мелких и крупных зихеров. Взять хотя бы случай с украденной цепной пилой, даже им можно крыть любые отцовские промахи.

* * *

Леджик торчит из окна, жестом подзывая зайти к нему. Пока я поднимаюсь по лестнице, он уже вышел на площадку в тапках, ждет.

— Лялю, что ли, ищешь? — спрашивает он.

— Да я уже забыл о его существовании. Уснуть просто не могу.

— Пошли ко мне.

Я впервые захожу к Леджику домой. Тихо разуваюсь в коридоре. У него в квартире нет неприятного запаха, все прилично, скромно, уютно. Может быть, я немного разочарован. Думал, что такие авантюристы растут в беспорядке, в квартирах с проблемными санузлами, в запахе плесени, каждый день разгадывая маленькие коммунальные головоломки. Мы заходим в комнату Леджика. У него даже есть книги, и это не художественная литература. Я не изучил их внимательно, и они навсегда превратились в книги-болванки, без авторов и названий. Кровать, журнальный столик. Нет разбросанных грязных носков, висит чистый ковер на стене.

— Хочешь поесть?

Я не знаю, хочу ли, наверное, нужно поесть. Киваю, польщенный такой заботой. Здесь я могу есть спокойно, нет никакого повода брезговать и бояться, что посуда окажется грязной. Леджик приносит жареную картошку и кабачки. Не очень люблю кабачки, но стоит мне съесть кусочек, как понимаю, что очень голоден. С утра ничего не ел.

Леджик расставляет шахматы.

— Придется сыграть со мной, Жука.

Пожимаю плечами:

— Если ты дашь мне фору.

Я передвигаю фигуры, совсем не думая. Нет во мне жажды победы, я наблюдатель, не завоеватель. Играю, просто чтобы скоротать время.

— Помнишь, как мы воровали сварочный аппарат? — спрашиваю я.

Леджик тихо смеется. Конечно, он помнит.

Как-то ночью я возвращался домой и встретил возбужденного Леджика. Быстрее пойдем со мной, сказал он. Там возле ЖЭКа открыт гараж, а в нем сварочный аппарат. У меня не было желания что-то красть, но и отказывать не хотелось. Зачем ему сварочный, спросил я. Как же, он нужен любому нормальному человеку. Продадим, заработаем. Мне не очень верилось, что его легко продать, но Леджику было виднее. Мы забрались в гараж и стали толкать в темноте эту махину весом в центнер, а то и больше. Одно колесико из четырех крутилось. Нам конец, подумал вяло я. Поставят на учет и привет: живи до первого происшествия. Сейчас вернется хозяин, и нам конец. Сложнее всего было перетащить аппарат через порог в дверце гаража. Потом уже проще, под горку и в заросший кустарником кювет. Спрятали в кустах, устали и все прокляли. «Бросим его здесь?» — спросил я. «Да хрен с ним. Кому я его продам», — сказал Леджик.

— Продал ты его, небось, — говорю я.