Птичий глаз

Новым или старым маршрутом, узкой или широкой тропинкой — не имело значения, пока ветер свистит в ушах и заглушает рев мыслей. Стоило бы, наверное, по классике жанра начать обдумывать план мести, как Щегол вгонит пулю в лоб за смерть Сизого. Но это были бы пустые слова. Даже при затуманенной голове и с дрожью в руках от злости Щегол до сих пор видел и понимал собственную беспомощность. Если он почти год проходил под крылом Сизого, то с чего бы после его смерти Щеглу уверенно полететь выше своих возможностей. Единственное, что Щегол мог знать точно — он не сбежит, пока это все не закончится. Не станет трусом.

Щегол добежал до автобусной остановки, что находилась с другой стороны леса. Сесть бы в первую попавшуюся маршрутку и укатить в неизвестном направлении, чтобы забыться, стереть себя из этого дня и из этого леса. Щегол сел в маршрутку, предварительно отдав водителю семь рублей, и уткнулся в стекло, по которому барабанили капли дождя. Хоть куда-нибудь, хотя бы на часок, сбежать из Гнезда, чтобы не свариться заживо в скорби и печали. Маршрутка неслась по мокрой дороге в неизвестном Щеглу направлении и резко тормозила на поворотах. Желудок скрутило от отчаяния, а в голове будто кто-то начал стучать в барабаны. Щегол прикрыл глаза и прислонил голову к холодному пыльному стеклу, что дребезжало от шума двигателя и не давало спокойно утонуть в своих мыслях. Надо пережить эту потерю, позволить себе прожить все эмоции, которые, словно вода, в кружке начинают сочиться за края. Так много всего нужно, но так сложно все это осуществить. Щегол боялся, что если хоть чуть-чуть поддастся навстречу всей той боли, что наполняла его, то его попросту собьет с ног и унесет в океан. Он не мог так рисковать, ведь бой еще не закончен, и это всего лишь затишье перед бурей. Скоро Птиц снова унесет в диком вальсе, где не будет времени на передышку, где нужно будет быть начеку ежесекундно. Нельзя было давать себе слабину перед всем этим. Маршрутка завернула в город, и теперь пейзажи леса сменились индустриальной картинкой, где город казался серым и тусклым. За окном простирались трамвайные пути и был слышен стук приближающегося трамвая. Щегол лениво поднял на него взгляд и протер глаза, чтобы не уснуть на сидении.

— Ой, папа, смотри! Нас трамвай обгоняет, — тоненький голосок девочки раздался за спиной. — Смешно так едет, — трамвай поравнялся с маршруткой, а после умчал вдаль.

Девочка еще какое-то время смеялась над тем, как трамвай обогнал маршрутку, а после затихла. Щегол улыбнулся, и стало так противно. Люди живут дальше, радуются таким мелочам, а Щегол изо всех сил старается оставаться дальше наплаву, старается не утонуть вслед за погибшим другом. Вокруг жизнь продолжается, и никто не знает, что вчера в лесу был убит невинный человек, что отдал свою жизнь Птицам. Он был прекрасным другом, возможно, хорошим сыном и братом. Стало до ужаса обидно, что Щегол знал лишь Сизого — картинку, которую позволено показывать у Птиц, а не того человека, который жил свою жизнь, отдельную от отшельнической. Какое его настоящее имя? Откуда он приехал? Почему решил спустить свою жизнь в канаву, лишь бы следовать за Чижом? Никто не знает и никогда не узнает. Маршрутка остановилась на конечной остановке, и водитель заставил Щегла выйти на улицу под дождь. Оглядевшись вокруг, его охватил истерический смех. Это был Восточный поселок. Место, куда они постоянно ездили с Сизым, где они провели большую часть времени за пределами Гнезда.

И теперь на случайной маршрутке Щегол доехал именно до этого места. Один. Теперь его точно накрыло. Накрыло со всей силы.

* * *

Щегол стоял под дверью, как выброшенный на улицу щенок, что вынужден мокнуть под дождем, пока хозяева не сжалятся и не впустят его обратно. Он чувствовал себя разбитым, подавленным, уничтоженным в пух и прах, и уже жалел, что пришел сюда. Он уже был готов развернуться и пойти прочь, но дверь перед ним распахнулась.

— Ты чего тут забыл? Что-то стряслось?

— Его убили, — Щегол оперся рукой на дверной косяк. — Вчера его убили.

Щегол зажмурился, но это не помогло. Сейчас, когда он сказал это вслух, то внешний мир окончательно потух и расплылся в глазах. Словно пришло осознание, с которым Щегол пытался бороться весь этот день. Как оказалось, труднее всего не прожить эти эмоции, а принять настоящее как факт, не отбрасывать себя обратно к прошлому, утешая себя надеждами о плохом сне. Чужая рука опустилась на плечо Щегла.

— Ох, батюшки… — баба Зина прикрыла рот рукой. — Ты проходи, милый, проходи. А то замерз здесь, да промок.

Щегол вошел в знакомую кухоньку и сел на табуретку за маленький столик. Его все еще трясло от холода или от стресса, и даже приятный запах пищи и уют чужого дома не могли подавить эту дрожь. Щегол обхватил себя руками и наклонился вперед, чтобы хотя бы визуально держать себя в руках.

— Вы простите меня, что я как снег на голову. Просто… — он не знал, что еще можно добавить. — Я не знал, куда мне идти.