Птичий глаз

Ваня приобнял ее за плечи, уводя в сторону автобусной остановки. Долгий сон подошел к концу, и пришло время просыпаться. Как же было радостно ухватить с собой из этого сна прекрасного маленького мышонка, что побежал следом за главным героем. По дороге домой Алиса любовалась видом за окном электрички и смотрела на спящего попутчика, что безмятежно улыбался во сне. Этот сон был прекрасен, ведь все Птицы были еще вместе, и им не пришлось сбросить свою шкуру, обличая раны, на всеобщее обозрение. Сколько бы лет не прошло и как бы много не встретилось людей на пути к старости, но каждый раз, когда в толпе кто-то случайно обронит знакомую кличку, ты невольно обернешься в надежде, что это человек из прошлого пришел свидеться. Можно было уехать из Гнезда, потерять ключ от старого домика, расстаться с Птицами навсегда, но невозможно было вырвать из сердца совместные минуты. Слыша гитарный перебор, ты вспомнишь песни Глухаря и сопящую собаку рядом. Чувствуя запах сигаретного дыма, ты вспомнишь Сизого. А замечая силуэт человека в камуфляжной одежде, ты понадеешься, что это Сокол. Сорока и Щегол простились на площади Жукова и остались лежать рядом с Соколом. А Ваня и Алиса сели в электричку и начали свой путь длинною в шесть часов, прежде чем начать новую жизнь.

Эпилог

«…И грустил я, спросив сигарету,

что, какая б любовь ни была,

я однажды сюда не приеду.

А она меня очень ждала…»

На окошке на фоне заката. Борис Рыжий.

Катерина сидела на балконе небольшой квартиры и любовалась наступающим рассветом. Небо теряло свою яркость и становилось более блеклым с восходящим солнцем. За спиной послышалось щебетание птиц, и она невольно улыбнулась. Катерина подошла вплотную к ограждению и перегнулась через периллы, рассматривая безлюдную улицу. Из-за тени дома, стоящего напротив, улица еще не была освещена, и казалось, будто из светлой реальности ты снова падаешь в жуткий кошмар, из-за которого сон обходит стороной твой разум уже несколько дней. Катерина зажмурилась и потянулась выше к солнцу, надеясь, что тревожное послевкусие рассосется с наступлением нового дня.

Пару дней назад она получила сообщение о кончине одного человека, чье имя соленой горечью отзывается во рту. Надеясь получить воодушевление после этой смерти, она окончательно разочаровалась в себе, когда не почувствовала ничего, кроме скуки. Единственное, что приносило ей хотя бы толику удовольствия, так это розовые иллюзии, которыми она окружила свою жизнь. Это неправильно, и она это прекрасно понимала. Вот только когда выбор стоит между жизнью за завесой лжи или смертью в серой реальности, она выбирала первое. Ей было не впервой обманывать себя. Некоторая ложь затягивалась и начинала причинять боль, а другая становилась спасением.

Катерина взяла в руки мобильник и набрала сообщение: «Работа заканчивается в семь. Увидимся после?». Она знала, что нельзя подолгу прятаться, иначе что-то заподозрят. Они поймут, что все не прошло бесследно и все еще болит. Где болит, она не знала. Просто явно ощущала эту боль по всему телу, которая расползалась каждый раз, когда она возвращалась домой. Но Катерина радовалась даже этому. Ведь болит равномерно, а значит, можно стерпеть. Она помнила, каково это, когда терпеть больше нет сил. Она помнила, как готова была застрелиться прямо в милицейском участке. Она помнила, как прорыдала несколько часов на коленях знакомого мужчины, от которого пришло сообщение. Она помнит, как молила его помочь ей сбежать, достать документы и испариться из проклятого города, заполненного трупами ее семьи. Она помнит, как садилась в самолет, извиняясь перед ним, что сбегает одна.

На всем свете остался один единственный человек, кто знал ее, кто помнил и к кому она могла спрятаться под юбку, словно маленькая девочка. Добравшись до нужного адреса с рюкзаком через плечо, в котором лежали пара футболок, она постучалась. А когда дверь распахнулась, то Катерина упала на колени, завывая известную песню.

— Его убили. Он хотел, чтобы его убили. Он оставил меня. Наташ, мне больше некуда деться.