Это последнее, что слышал Щегол, прежде чем мутная завеса накрыла его. Люди мелькали перед глазами, уводили Огинского в милицейский «бобик», допрашивали их всех и фотографировали тело Сокола. Единственное, что намертво осело в памяти Щегла, это как Ласточка обнимала Романа Ивановича, когда он только пришел. Когда все закончилось, он не знал, куда она исчезла. У здания остались лишь Щегол, Сорока и Чиж, что курил в стороне. Как будто ничего не было. Не было убийства, Ласточки, Огинского и всех этих людей. Как будто не было Птиц и все воспоминания — вода, что сочилась через сито и оставляла после себя осадок в виде Сороки. Щегол быстро заморгал, приводя себя в привычное состояние. Сорока жалась к Щеглу, не выпускала его рукав из своих рук и смотрела куда-то так отрешенно, будто сама еще не отошла от случившегося.
— Я сейчас вернусь, — Щегол провел по ее холодным рукам.
— Куда ты? — Сорока вздрогнула и вцепилась крепче.
— Хочу с Чижом поговорить, — он поцеловал ее в макушку светлых волос. — Подождешь пару минут?
Сорока неохотно кивнула и отпустила руку Щегла, чтобы тот смог уйти. Чиж сидел на ступеньках крыльца и держал сигарету между пальцем, изредка потягивая ядовитый дым. Он не сразу заметил появление Щегла и задумчиво смотрел на струйки дыма, что растворялись на воздухе.
— Раньше ты вроде не курил, — Щегол сел рядом.
— Теперь курю, — Чиж рассмеялся. — Своего рода свидание, диалог с самим собой, исповедь.
Щегол кивнул. Ответ был на поверхности и не стоил того, чтобы рыться в чужой душе. В неба посыпались печальные капли, словно кто-то был против зажженной сигареты в руке Чижа. Он поднял голову к небу и довольно улыбнулся, затаптывая бычок ботинком.
— Куда вы теперь? Подбросить до Гнезда? Мне в лес нужно заехать, — Чиж поднялся со ступеньки и отряхнул испачканные штаны.
— Мы своим ходом, — Щегол пожал руку Чижу. — Удачи тебе.
— Прорвемся еще, — Чиж хлопнул по ладони Щегла, давая ему пять.
Каждый жест Чижа был чужим. Каждое слово и поступок были заимствованы и пробуждали в душе тоску, что, казалось, давно утихла. Раз уж ему спокойнее проживать боль, присваивая себе все, что было свойственно другому, объединяясь в одного человека. Если, сливаясь воедино с мертвым другом, боль утраты не жжет изнутри, а дышать становится спокойнее. Пусть будет так. Щегол смотрел в удаляющийся силуэт и надеялся, что он действительно прорвется, ведь у него есть доброжелательный покровитель.
— Что будет теперь? — Сорока сама подошла к Щеглу.
— Ты о чем?
— Все закончилось. И я очень сомневаюсь, что у тебя осталось желание возвращаться в Гнездо, — Сорока поджала губы, а после улыбнулась. — И я не виню тебя. Будь я на твоем месте, я бы тоже хотела вернуться домой после всей этой задницы.
— А чего хочешь ты?
— Не надо этого. — Сорока отмахнулась. — Ласточка тоже вечно следовала тому, как хочет Сокол. И где они оказались? Ты не должен жертвовать чем-то ради меня, а я ради тебя.
— Сорока, послушай, — Щегол взял ее руки в свои. — Если ты хочешь остаться и продолжать жить в домике в лесу, я останусь с тобой. Если решишься уехать, я с радостью. Начнем жизнь с чистого листа, будем работать на скучной работе и смотреть дешевые фильмы. Можем даже завести собаку или кота, что твоей душе угодно.
— Ты серьезно? — Она нахмурилась и отшатнулась. — Я просидела как сыч в норе двенадцать лет. У меня нет образования, документов. Щегол, у меня даже имени нет!
— Сокол всегда говорил, что начиная с чистого листа, мы берем себе новую кличку. Так выбери себе имя, — он медленно поцеловал холодные пальцы на ее руках. — Ты умная. Если пожелаешь чему-то обучиться, то справишься, а я буду рядом.
— Ладно, — она замялась. — Хорошо. Давай уедем. Я больше не Сорока, а ты больше не Щегол. Теперь мы…
— Ваня, — Щегол протянул руку. — А тебя как зовут?
— Алиса, — она сощурила черные глазки. — Как в сказке, про страну чудес.
— Приятно познакомиться. Поехали в новую жизнь?