Птичий город за облаками

С миссис Бойдстен все хитрее. Каждые несколько дней он подсыпает намек, словно ложечку сахара в кофе. Лондон, май, товарищ времен войны. И каждые несколько дней миссис Бойдстен находит способ уронить еду на пол, почувствовать головную боль, обнаружить новый тремор в левой ноге и оборвать разговор.

Рекс пишет в ответ: «Отлично! Похоже, ты приедешь в учебные часы, так что тебя встретит Хиллари». Проходит март. Апрель. Зено складывает свой единственный костюм и галстук в зеленую полоску. Миссис Бойдстен дрожит в халате у основания лестницы:

– Неужели ты бросишь больную женщину одну? Что ты за человек?

Из окна спальни виден голубой шлем неба, лежащий на верхушках сосен. Зено зажмуривается. «Годы пролетают в мгновение ока», – пишет Рекс. Сколько можно написать между строк? Приезжай сейчас или навеки храни молчание.

– Это всего на восемь дней. – Зено застегивает чемодан. – Я накупил продуктов на все время. И сигарет с запасом. Триш обещала заглядывать к вам каждый день.

За время перелета он сжигает столько адреналина, что к высадке в Хитроу уже почти галлюцинирует. Высматривает за паспортным контролем англичанку, а вместо этого его хватает за локоть двухметровый мужчина в оранжевых брюках клеш и с ранней проседью в волосах.

– Ах ты какая шоколадка, – говорит великан и прикладывается щекой сперва к одной щеке Зено, потом к другой. – Я Хиллари.

Зено оторопело сжимает ручку своего чемодана.

– Как ты понял, что это я?

Хиллари скалится:

– Угадал.

Он выхватывает у Зено чемодан и ведет того через толпу. Под синей курткой у Хиллари свободная рубаха без воротника с разбросанными по рукавам блестками. И у него что, ногти правда накрашены зеленым лаком? Неужели мужчинам здесь можно так одеваться? И все же, когда Хиллари цокает сапожками по аэропорту и пробирается среди автобусов и такси, никто особо не обращает на него внимания. Они садятся в карманный двухдверный автомобильчик вишневого цвета (это называется «остин-1100»), причем Хиллари держит для Зено дверцу, затем обходит машину сзади и втискивает свое длинное тело за правый руль. Колени почти упираются в подбородок, волосы задевают потолок. Зено силится не задохнуться.

Лондон серый, дымный и бесконечный. Хиллари болтает без умолку:

– Справа от тебя Брентфорд, у меня там бывший парень жил, здоровенный чувак, приезжий, вообще без тормозов. У Рекса уроки закончатся через час, так что мы подкараулим его дома, а это Гансберри-парк, видишь?

Парковочные счетчики, поток машин, ползущий с черепашьей скоростью, закопченные фасады. «Риглис сперминт», «„Голд лиф“ – лучшие сигареты», «Эль, вино, бренди». Они паркуются в Кэмдене у кирпичного дома, которому явно хронически не хватает солнца. Ни садика, ни живой изгороди, ни щебечущих птичек, ни степенной жены с чайными чашками. К тротуару дождем приклеился рекламный листок «Легкий способ заплатить».

– Идем, – говорит Хиллари и пригибается под притолокой, словно ходячее дерево.

Внутри квартира как будто разделена надвое. В одной половине аккуратные книжные шкафы, в другой – ковры, велосипедные рамы, свечи, пепельницы, абстрактные картины и высохшие растения в горшках, все навалено, как будто тайфун прошел.

– Устраивайся, я сейчас чай организую, – говорит Хиллари, прикуривает от газовой конфорки и выпускает мощную струю дыма.

На лбу у него ни единой морщинки, щеки гладко выбриты. Когда Рекс и Зено были в Корее, ему наверняка не исполнилось и пяти лет.

Из проигрывателя жизнерадостный голос поет: «Love Grows Where My Rosemary Goes»[25], и по голове шибает осознание: Рекс и Хиллари живут вместе. В квартире только одна спальня.

– Садись, садись.

Зено садится за стол. Пластинка крутится. Волнами накатывают усталость и растерянность. Хиллари ходит по комнате, пригибаясь, чтобы не задеть головой лампочку. Переворачивает пластинку, стряхивает пепел в цветочный горшок.

– Клево, что к Рексу пришел друг. К Рексу никогда друзья не ходят. Иногда я думаю, у него до меня никого не было.

В двери поворачивается ключ, Хиллари смотрит на Зено, подняв брови. Входит человек в галошах и плаще. Лицо у него желтовато-бледное, над ремнем нависает брюшко, грудь впалая, очки запотели, а веснушки стали бледнее, но их все так же много, и это Рекс.

Зено протягивает руку, но Рекс его обнимает.

Чувства брызжут у Зено из глаз.

– Джетлаг, – говорит он, вытирая щеки.

– Конечно.

В миле над ним Хиллари подносит к глазу ноготь с облезлым зеленым лаком и тоже смахивает слезу. Наливает в две чашки черный чай, ставит тарелку с печеньем, выключает проигрыватель, надевает огромный лиловый плащ и говорит:

– Оставляю вас двоих, старых корефанов, наедине.

Зено слышит, как он, словно огромный разноцветный паук, сбегает по лестнице.

Рекс снимает плащ и разувается.

– Снег, значит, расчищаешь?

Комната как будто качается на краю обрыва.

– А я вот по-прежнему читаю поэмы железного века мальчишкам, которые не хотят их слушать, – продолжает Рекс.