Птичий город за облаками

Какое-то мгновение она колеблется. Картинкам в Атласе много десятков лет. Что ждет ее сейчас за стенами «Арго»? Вдруг Сивилла – единственное разумное существо, кроме нее? Чем она рискует?

Уровень кислорода восемь процентов, говорит колпак. Постарайся дышать медленнее.

Она отворачивается от Сивиллы и задерживает дыхание. Перед ней, там, где мгновение назад была гладкая стена, отъезжает вбок дверь гермоотсека номер один.

Глава двадцать вторая То, что у тебя есть, лучше того, что ты так безрассудно ищешь

Антоний Диоген, «Заоблачный Кукушгород», лист Χ

Лист Х сильно поврежден. Вопрос о том, что следует далее в рассказе Аитона, много обсуждался, и мы не будем здесь в него углубляться. Многие считают, что данный отрывок относится к более ранней части повести и ведет к иному завершению, а также что в задачу переводчика не входит делать выводы. Перевод Зено Ниниса

…овцы приносили ягнят, и дождь шел, и холмы зеленели, и ягнят отлучали от маток, и овечки старились, и становились брюзгливы, и доверяли только мне одному. Зачем [я ушел?]? К чему это неотступное желание быть [не здесь?], постоянно искать что-то новое? Неужели надежда – это проклятие, [последнее бедствие из шкатулки Пандоры]?

Летишь дальше звезд, и все, чего ты хочешь, [– вернуться домой…]

…ноющие колени…

…грязь и прочее…

Мое стадо, немного дешевого вина, купальня, [вот и] все волшебство, что нужно глупому пастуху. Раскрыл я [клюв] и каркнул:

– Во многой мудрости многие печали, а в неведении многая мудрость.

Богиня выпрямилась, [головой задевая звезды, протянула ко мне великанью руку, и на ладони ее величиною с целое озеро лежала одна белая роза.]

Тюрьма штата Айдахо 2021–2030 гг.

Сеймур

Режим средней строгости, ряды приземистых серых построек за двойной оградой из проволочной сетки; издали вполне можно принять за какой-нибудь захудалый окружной колледж. Имеются столярная мастерская, спортзал, часовня и библиотека, укомплектованная юридическими справочниками, словарями и фэнтези-романами. Кормят паршиво.

Все свободное время он проводит в компьютерном зале. Он выучил «Эксель», «Автокад», «Джаву», «Си-плюс-плюс» и «Питон». Его успокаивает прозрачная логика программ, ввода-вывода, алгоритмов и команд. Четыре раза в день звучит мелодичный электронный сигнал и приходится идти во двор на «прогулку», где можно полюбоваться сквозь проволочную сетку на поросшую пучками жесткой травы равнину. Вдалеке смутно мерцают в жарком воздухе горы Овайхи. Из деревьев в пределах видимости только шестнадцать чахлых низкорослых гледичий теснятся возле парковки для посетителей.

Рабочий комбинезон сшит из джинсовой ткани; камеры все одиночные. На стене напротив крохотного окошка – крашеный прямоугольник бетона, где заключенным разрешается прикреплять фотографии родных, открытки и рисунки. У Сеймура здесь пусто.

Первые несколько лет, еще до болезни, Банни приезжает при каждой возможности – три часа от Лейкпорта автобусом «Грейхаунд», потом на такси до тюрьмы. Она моргает, глядя на него через стол поверх медицинской маски при свете флуоресцентных ламп.

Опоссум, ты слушаешь?

Посмотри на меня, пожалуйста!

Раз в неделю она переводит на его тюремный счет пять долларов. На эти деньги Сеймур покупает в торговом автомате «M&M’s» в привычных пакетиках по 1,69 унции.