31 мая 2030 г.
Дорогая Марианна!
Знаю, я никогда полностью не пойму все последствия своего поступка, не смогу вообразить всю боль, которую я причинил. Как вспомню, сколько вы для меня сделали, когда я был маленьким, и вы не обязаны делать еще больше. Но я тут подумал. На суде я узнал, что мистер Нинис занимался переводами и они с детьми собирались ставить пьесу перед тем, как он умер. Вы не знаете, что стало с его бумагами?
Ваш
Через девять недель его вызывают в тюремную библиотеку. Сотрудник привозит на тележке три картонные коробки, помеченные его именем, с красными наклейками «просканировано».
– Что это?
– Мне сказали привезти сюда, и все.
В первой коробке Сеймур находит письмо.
22 июля 2030 г.
Дорогой Сеймур!
Я была рада получить от тебя письмо. Вот все, что мне выдали после суда, что я нашла у мистера Ниниса дома и что мы сохранили в библиотеке. Не знаю, может, в полиции есть что-нибудь еще. Никто этим не занимался, так что доверяю все тебе. В конце концов, библиотеки существуют, чтобы у людей был доступ к текстам.
Если сумеешь в этом разобраться, я думаю, одна девочка из тех детей, с которыми работал Зено, обязательно заинтересуется: Натали Эрнандес. Когда я в прошлый раз получила от нее весточку, она изучала латынь и греческий в Университете Айдахо.
Ты был когда-то чутким, думающим мальчиком, и я от всей души надеюсь, что ты стал таким же чутким, думающим человеком.
Коробки доверху заполнены блокнотами, сплошь исписанными простым карандашом, мелким почерком. Чуть ли не на каждой странице подклеены листочки с заметками. Сбоку в коробки засунуты пластиковые конверты с ксерокопиями обтрепанных рукописных листов, где половины текста не хватает. Есть и книги – толстенный греческо-английский словарь и «Компендиум утраченных книг» какого-то Рекса Браунинга. Сеймур закрывает глаза, и перед ним возникает выкрашенная золотой краской стена над лестницей, непонятные буквы, картонные облака покачиваются над пустыми стульями.
Тюремный библиотекарь позволяет ему хранить коробки в углу зала, и каждый вечер Сеймур, усталый от хождения по Земле, садится на пол и перебирает их содержимое. На дне одной коробки в папке с надписью «Вещественные доказательства» он находит пять ксерокопий сценария – полиция забрала их в тот день, когда его арестовали. День, когда у детей была генеральная репетиция. На последних страницах одного экземпляра – множество исправлений, сделанных не почерком Зено, а другим, беглым и решительным.
Пока он сидел внизу со своими бомбами, дети на втором этаже переделывали окончание пьесы.
Подземная гробница, осел, камбала, ворона, летающая в космосе, – дурацкая же история. Но в пьесе, которую сочинили Зено с детьми, есть нечто прекрасное. Иногда в ксерокопиях мелькают греческие слова – ὂρνις, орнис, это значит и «птица», и «предзнаменование», – и Сеймур испытывает то же чувство, как под взглядом Верного Друга, будто ему позволили одним глазком заглянуть в старший, цельный еще мир, где каждая ласточка, каждый закат, каждая гроза были полны жизни и смысла. К семнадцати годам он убедил себя, что все без исключения известные ему люди – паразиты, оголтелые потребители. Но, восстанавливая по крупицам перевод Зено, Сеймур начинает понимать, что истина бесконечно сложнее, что все мы прекрасны, хоть и составляем часть общей проблемы, и что быть частью проблемы – значит быть человеком.