– Идти можешь?
– Я в нем изжарюсь.
– Знаю, Цукини, ты сможешь. Покажи, как ты идешь.
В луче налобного фонаря вспыхивают капли пота у папы на лбу. Кожа такая же белая, как борода. Несмотря на слабость и страх, Констанция кое-как переставляет ноги. Странные раздутые рукава хрустят. Папа садится на корточки, поднимает ее «шагомер», ухитряется одной рукой подхватить алюминиевый табурет из-за маминого швейного стола и тащит это все к двери.
– Сивилла, – говорит он. – Один из нас плохо себя чувствует.
Констанция в ужасе прижимается к его бедру, ждет, что Сивилла начнет возражать, спорить, но та говорит:
Тяжесть сонных таблеток тянет вниз веки, кровь, мысли. Осунувшееся папино лицо. Скомканное мамино одеяло. Джесси Ко сказала: «…и если Сивилла что-нибудь у тебя найдет…»
Дверь открывается. Через затемнение по коридору идут две фигуры в скафандрах биозащиты. К запястьям у них пристегнуты фонарики, костюмы раздуты изнутри, отчего они кажутся непомерно большими. Лиц не видно за медно-зеркальными щитками. Сзади тянутся обернутые алюминиевой фольгой шланги.
Папа, все так же прижимая к груди «шагомер», бросается на них, и они пятятся.
– Не подходите. Пожалуйста. Она не отправится в изолятор.
Он торопливо ведет Констанцию мимо них по темному коридору, следуя за дрожащим лучом ее налобного фонаря. Она спотыкается в зашитых снизу биопластовых штанинах.
У стен лежат подносы из-под еды, одеяла, что-то похожее на бинты. По пути мимо столовой Констанция заглядывает в дверь, но там уже не столовая. Где прежде в три ряда стояли столы и лавки, теперь расположились примерно двадцать белых палаток, от них тянутся шланги и провода, там и сям мигают огоньки медицинских аппаратов. Вход в одну палатку расстегнут; Констанция успевает заметить торчащую из-под одеяла босую ногу, но тут они с папой сворачивают за угол.
Это заболевшие члены экипажа? Мама тоже в одной из этих палаток?
Они проходят мимо туалетов № 2 и № 3, мимо запертой двери фермы № 4 – там ее саженец сосны, шестилетний, ростом почти с нее, – и дальше по закручивающемуся коридору к центру «Арго». Папа тяжело дышит, подталкивает Констанцию, оба они скользят и спотыкаются, луч ее фонаря мечется по стенам. «Доступ к гидросистеме» – написано на одной двери, «Каюта № 8» – на другой, «Каюта № 7»… У Констанции такое чувство, будто их засасывает воронка и ее несет к центру водоворота.
Наконец они останавливаются перед дверью с надписью «Гермоотсек № 1». Папа оборачивается через плечо – лицо блестит от пота, дыхание прерывистое – и прикладывает ладонь к двери. Поворачиваются колеса. Перед ними крохотное помещение.
Сивилла говорит:
Папа вталкивает Констанцию внутрь, ставит рядом с ней «шагомер» и опускает табуретку на порог рядом с дверным косяком.
– Не двигайся.
Констанция в хрустящем костюме садится на пол, обнимает руками колени, и колпак говорит:
Ножки табуретки с визгом гнутся, дверь останавливается.
Папа возвращается с четырьмя мешками порошка «Нутрион», перебрасывает их через смятый табурет и убегает снова.
За несколько раз папа приносит унитаз-рециркулятор, влажные салфетки, нераспакованный пищевой принтер, одеяло в защитной пленке, еще мешки с «Нутрионом».
Папа приносит еще два мешка с «Нутрионом» – зачем так много? – переступает через порог и приваливается к стене. Сивилла говорит:
Колпак произносит в самое ухо Констанции:
Папа показывает на принтер:
– Ты умеешь им управлять? Знаешь, куда вставить низковольтный провод?
Он упирается локтями в колени, грудь ходит ходуном, с бороды капает пот, а зажатая дверью табуретка скрежещет под давлением.
Констанция заставляет себя кивнуть.