– Засчитано, – и Огурцов крякнул.
– А что про Ленина думаешь? – спросила Милиция. – К нам комиссия специальная приезжала. Международная. Ученые социалистической ориентации. У них глаза на лоб полезли…
– Еще бы! – ответил Степан. – Да от таких чудес думать уже не хочется! Тут не думать надо. Тут вера возрождается! Вера наших дедов и бабушек. Говорят, коммунисты много народу перебили. А ведь сколькие из перебитых готовы были принять на себя ложные обвинения лишь бы дело Ильича выиграло! Они гибли и жертвовали самым дорогим – своими добрыми именами – ради Ленина. А мы его имя забыли. Я ведь только после этого чуда впервые о Мавзолее вспомнил, как от дурмана очнулся. Раньше ходил по Красной площади, и глаза были точно в чешуе, не замечал я этой надписи «ЛЕНИН». И не задумывался, что там в саркофаге лежит. В костюме и при галстуке. Чудо у вас случилось – я и опомнился! От Ленина-то ни фига не отвертеться!
– Не фига! – глубоким эхом отозвалась Мила.
Степан хихикнул.
– Подкованный. Складно излагаешь, – подтвердил Огурцов. – А вот, допустим, на акцию мог бы ты пойти? Верность делом доказать…
– Каким делом?
– Ты разве наш почерк не знаешь? – Огурцов осклабился и обменялся с женой понимающим взглядом.
– Мог бы… – нерешительно сказал Степан. – Не на все ваши акции. А на одну-другую мог бы. Вкусный у вас чай!
– Не льсти. Самый дешевый! – Милиция встала из-за стола.
– Бергамотов не держим… – прогудел, будто разрабатывая голос перед митингом, Огурцов.
Степан пожал им руки и поехал из этой дыры, в которой завелся таинственный дух, даровавший им такую полноту жизни, зажегший их жизнь таким смыслом, что даже родных детей они сбагрили к бабушке.
Активисты стояли на шоссе. Кирпичный забор с дрожащей поверху металлической нитью напряжения охватывал широкие просторы поселка.
– Раньше земля колхозная была! – Огурцов наслаждался апрельским воздухом, с чувством заглатывая его ртом и тараща глаза, словно в этом воздухе ему виделись призраки крестьян с вилами. – Всё богатенькие хапнули… Народ терпит – они и рады! Ну че, пацаны, навозом-то чуете пованивает? Ни хрена богатеи этот запах наш весенне-трудовой не выветрят… Давай, Че!
Долговязый старшеклассник с неоригинальным прозвищем Че Гевара разбежался и прицепился к стене, пальцами правой руки захватив ее верх, а левой рукой принялся щелкать кусачками. Нить напряжения, блеснувшая, как слюна, лопнула и обвисла. Поверх стены открылся воздушный лаз.
Они карабкались на стену, переваливались вниз, ухали в слякоть. Был сброшен холщовый мешок, полный булыжников. Степан перелез последним, с неохотой. Вокруг возвышались цитадели, в свою очередь охваченные кирпичными заборчиками.
– Серег, какой дворец громим? – спросил кто-то.
– Все дворцы громим! От дома к дому мешок поволокли, тащим вместе и камнями по окнам! Камни экономь! Бежим и тащим! Смелее!
В этот момент раздался лай. Собачья перебранка… Четыре овчарки, споря о том, какая первая вонзит зубы, огромными прыжками неслись из глубины поместья. Вслед за ними с тяжелым звуком, в дыму выехал танк. Нереальный и очевидный танк. С зеленой башней.
– Стреляем и отступаем! – крикнул Огурцов, засовывая пятерню в мешок. – За Ленина-а-а!
Рядом был всего один дворец – и град камней достался ему. Стекла посыпались, словно того и ждали. Собаки подскочили, и каменная артиллерия накрыла их. Победный лай сменился оборонным рычанием, а затем с визгом боли животные понесли свои подбитые тела, протяжно жалуясь наползавшему танку. Танк приближался, вращая гусеницами и водя пушкой. Ребята взбирались на стену, спрыгивали. Степан даже удивился своей расторопности. Бежали по шоссе, готовясь услышать залп…
Пронесло!
Огурцов ощутил под рубашкой в районе груди приятное жжение:
– Ну? Устроили мы буржуям собачью свадьбу?
Владелец пострадавшего коттеджа занимался алмазами. Он сейчас находился в Якутии и вертел берестяное лукошко, наполненное любимыми. Драгоценных ледышек в нем было не меньше, чем булыжников, летевших в его подмосковный дом.
– Узнай, кто заказал. Накажи, – отчеканил он и вернулся к своим прелестным друзьям. Их свет не могли заслонить никакие скверные вести.
Давно подмечено: те дела, которые для милиции превращаются в «висяк», пылятся на полке и закрываются за давностью срока, крутые люди лузгают. Крутой чел получил команду, взял неторопливо семечку, обслюнявил, надкусил, и бледное искомое, товарищ Огурцов был вылущен и найден слишком легким. Тьфу ты…
Крутые челы были многоопытны и могли вообразить все на свете, но почему-то еле-еле, очень туго поверили они в то, что налет устроен за бесплатно. Неужели никто не стоял за налетчиками? Как это – никто? Что, мумия Ленина их крышевала? В это крутым челам верить не хотелось, а верилось как в чудо.