Птичий грипп

Но истина была дика: набег и камнеметание устроил некто Огурцов Сергей Анатольевич, 1981 года рождения, образование среднее, лидер незарегистрированного движения Армия Кампучийских Маоистов (АКМ), не работает, живет за МКАДом в пятиэтажке, имеет жену, также безработную Огурцову Милицию Васильевну, уроженку города Волгограда, специалистку по ремонту кабеля. У них две дочки. Кормятся на пенсию матери Сергея и доходы от издания ежемесячного бюллетеня «Чудеса Ленина».

Поскольку нападавший был кем-то невразумительным, то и ответить ему решили по-мягкому, для вразумления. Ни тебе оторванных детских голов, ни асфальтового катка, переезжающего орущего коммуниста… Баш на баш: ты ударил мой дом, значит, я ударю твой.

Мила мыла посуду, оставшуюся с вечера, когда в дверь позвонили.

– Сереж, открой! У меня руки в мыле!

– А я бреюсь! – ответ из ванной.

– Отпусти лучше бороду, тебе пойдет!

– Ага. Тебя щекотать…

– Бесстыдник… Вот Владимир Ильич тоже бороду носил.

– Не бороду, а бородку. Открой, Мил, будь ты человеком!

Звонили повторно, длинным, обжигающим нервы звонком.

Хозяйка положила почти домытую тарелку обратно в раковину и, утирая руки о передник, подскочила к дверям.

– К Сергею? – спросила она, отдергивая запор.

В квартиру, каждый плечом вперед, ввалились мужики. Штук восемь.

Огурцов вышел к ним с половиной щеки в белой пене. Удары в солнечное сплетение, и, постанывая, он сжался в сухой узкой ванной, а над ним нависли два мрачных типа:

– Еще раз рыпнешься – мы тебя кипяточком…

Следом к мужу в ванную загрузили обморочную, но сжимающую кулаки Милу.

Она успела вбежать в комнату и сорвала со шкафа картинку.

Ленин, смятый, был в ее кулаке, кнопка проткнула кожу и въелась острием, но Мила терпела саднящую рану. Время тянулось больно и страшно.

По квартире работали топор, лом, электропила. Вся небогатая мебель была порубана: стол, стулья, шкаф, подзеркальник. Зеркало осыпалось. Лампы упали. Недомытые тарелки объединились с мытой посудой в одну груду битого стекла. Мобильники, как нарочно, заряжались на кухне, и их не пощадили в первые секунды. Обычный телефон грохнули с размаху, он издал тот ребячливый играющий звук, какой издает велосипед, врезаясь в столб. Одежду в шкафу, диван с постельным бельем, да и шторы для скорости посекли электропилой.

Сергей и Мила в неестественных позах полулежали в голубенькой ванной и молчали, молчали, молчали. Они слышали грохот. Они боялись, что их убьют. Они радовались, что дети у бабушки. Они надеялись, что соседи услышат шум и заподозрят неладное. Но соседи не любили Огурцовых и теперь, именно что заподозрив неладное, отсиживались втихаря. Да и смерч занял считаные минуты.

Завизжала пила, уродуя вырванный из сети холодильник. В духовку плиты залили принесенный бидон цемента. Грохнули раковину на кухне, грохнули унитаз. Раскрасневшийся трудяга сунулся в ванную комнату и ударом лома расколол последнюю раковину.

– Уютно вам, хорошо?

Сгорбленные Огурцовы молчали.

– Ладно, водичкой их сполосните! Холодненькой! – махнул он двум жлобам, охранявшим чету. – И будя!

Ледяной душ окатил Сергея, смывая бритвенную пену с щеки, попадая за шиворот. Он стерпел. Но его жена начала уворачиваться, фыркать, попыталась вскочить, только раззадоривая поливальщиков. Ее пихнули обратно, так что она лицом ударилась о стенку ванной, обмякла, распахнула кулаки…

Громилы были уже далеко.

Огурцов осторожно ступал по Сталинграду, устроенному в отдельно взятой однокомнатной квартире.

В сырой ванной над решеткой слива колдовала Милиция. Волосы закрывали ее обезображенное рыданием лицо. Она выковыривала по разбухшему лоскутку священный рисунок, унесенный водой.

Но было поздно.

Ленина за облака уносили с ангельским чириканьем снегири…

Таинственный дух, ненадолго загостивший, оставлял нашу страну. Прекращали плакать плакаты, Ленин опять становился никчемной редкостью человечьх снов. Грустно и мертво лежал он в Мавзолее. С большой живой слезой под ветхим веком.

Огурцов присел на обломок шкафа, как на бревно, посидел, вздрагивая от озноба, встал и стянул с себя мокрую одежду.

Он бросил непроизвольный взгляд на грудь.

Родинка, его гордость, очертаниями напоминавшая карту СССР, побледнела, была незаметна, слабо сквозила, почти слившись с кожей.

Орел Ваня – русский писатель

Бывают в политике и писатели!.. Самые настоящие, обыкновенные и не очень, писатели. Которым, казалось бы, книжки писать, а никуда больше и не соваться.

Степан, считавший себя поэтом, не мог пройти мимо писателя, выставленного в одной из политических зал. Он был похож на орла, писатель Иван. С детства его отличал от других орлиный взор. В орлином взоре – гроза.

Клюв ему погнули в последнем классе на занятии по физкультуре: учительница довела их до одури бегом по кругу и прыжками, и они налетали друг на друга, ничего не соображая. Одноклассник заехал Ивану плечом в нос, и нос наклонил вниз.