Птичьим криком, волчьим скоком

Не успел додумать – треснул невдалеке сучок под неловкой ногой. Шишка хрупнула. Услышала Жалена – рука словно невзначай черен меча приласкала, примерилась.

«Спящими порешить хотят» – догадался Ивор. Иначе не крались бы, как коты лесные. Не разделялись, обходя костер с двух сторон. Так сподручней резать глотки – обоим сразу, чтобы даже пикнуть не успели.

Встали, пригнувшись, у самой черты, как упыри. С духом собираются.

«Ошибся чуток ведьмарь: не двое их – четверо. Вчетвером-то на двоих спящих все смелые. – зло подумала Жалена. – Пусть только руку который протянет. Валяться ей на земле, как сохлой ветке. Оно и к лучшему, что не ожидают никакого подвоха. Пусть только руку протянет…».

Сдала их… кошка. Не объяснил ей никто, что не хозяина врасплох застать пытаются, а сами лиходеи в силок лезут. Зашипела на смыкающиеся тени, заурчала противно, шерсть вздыбила. В темноте и на кошку не похожа – бестия косматая у ведьмаря под боком желтыми глазами светит.

Тут уж притворяйся не притворяйся, что спишь, – не поверят.

– И тебе не спится, староста? – сочувственно спросил ведьмарь.

***

Жалена подняла голову. Тучи чуть разошлись, явив растущий серп месяца, узенькую щелочку в небосводе. Шуточный навет балагура-мельника по немыслимой прихоти судьбы обернулась страшной правдой – из мрака выступили старостины сыновья, угрюмо сжимавшие черены мечей.

– Предупреждал ведь тебя, девка, – досадливо сказал староста. – Дважды предупреждал. Зря ты к ведьмарю ходила. И вернулась зря. Стрелы не послушалась, так мечом вразумлять придется…

– Воеводе-то что скажешь, когда на тризну по мне с дружиной заявится, ответчика требовать? – ухмыльнулась-ощерилась кметка, как обложенная в логове волчица, выжидающая – сунется в лаз самый брехливый пес из гончей своры, или поскребет землю для вида и отступит?

– Тебе нашел, что сказать, и его уважу, – безмятежно пообещал староста. – Мол, не поделили что-то с ведьмарем.

Ивор не выдержал – рассмеялся. Если бы самого воеводу спросили, что он думает об Иворе, Мечислав Кречет помолчал бы, словно вопрос ему неприятен, а потом нехотя ответил, что иметь ведьмаря во врагах слишком накладно, а в друзьях – невозможно. А если бы ему предложили раз и навсегда покончить с докучливой остью в глазу, молчание воеводы затянулось бы вдвое против прежнего, а затем последовал бы мрачный и веский совет не лезть не в свои дела.

Мало кто знал, где и как Мечислав обзавелся длинным застарелым шрамом поперек всей груди. И воевода никогда бы не поверил, что Жалена сумеет одолеть ведьмаря, пусть даже падет вместе с ним.

– Да как у вас руки поднялись, на беременную-то?! – не удержалась Жалена.

Младший старостин сын залился мертвенной бледностью, заметной даже в темноте, старшие дрогнули, переглянулись растерянно. Староста досадливо передернул плечами. Выходит, не знали…

– Сам к водяницам пойдешь ответ держать, – спросил Ивор, и ясно было, что не ждет он от старосты повинного согласия, – или отвести тебя?

– Я прежде тебя к ним выкину, – посулился тот, качнув острием меча, – и девку твою следом. Думает – со всей дружиной переспала, так кметом заделалась?

Ивор хотел упредить Жалену, чтобы не вела обидных разговоров, нарочно затеянных бывалым бойцом, не распалялась понапрасну, но та и не собиралась оправдываться, отругиваться, да и вообще говорить с ненавистным ей человеком. Вот только подумала, что ей уже вовсе не хочется везти убийцу к воеводе, а правильней будет положить его на месте. Окинула наметанным глазом жилистое, чуть подавшееся вперед тело, готовое сей же час нанести или отразить удар, спокойную и вместе с тем железную хватку на черене, и поняла – туго придется.

Только спросила:

– За что ты их?

Ответа они с Ивором не дождались. Ни к чему им уносить в могилы чужую тайну, не из тех она, что стоит хвастаться.

Да ведьмарь и так все знал.

…приглянулась младшему заезжая молодуха. Весь вечер около нее увивался, байки травил, орехами калеными угощал, пока скупщик со старостой дела торговые вели. Помстилось – и она не прочь. Намекнул – отшутилась, а тут и муж подоспел, увел.