Птичка певчая

Ты вот пришел ко мне с претензией, а знаешь ли, то, что я с полгода назад, как вышла замуж и мой муж, избивал меня смертным боем, еле в больнице очухалась… И за что? За то, что я не сказала ему, кто меня изнасиловал? А напрасно смолчала… Пусть бы он приехал сюда и спросил бы твоего сына, — как он посмеялся надо мною? Пусть бы пошерстил вас всех тут! Может глотки, друг другу перегрызли бы. Сволочь у тебя твой сынок! Ты знаешь, сколько я крови потеряла? На весь бы ваш род хватило, на кровную месть..

Дядя Ибрагим переступил с ноги на ногу и произнёс, — ну-ну… Ты потише…

Клаву вновь словно стегнул кто-то плетью. И она сорвалась на крик. Приблизившись к нему, выкрикнула, — да я… из-за твоего ублюдка, дитя не рождённое потеряла! В крови плавала от побоев мужа!.. А ты мне ещё здесь — ну-ну… Не нукай, я не запряженная кобыла! А если бы с твоею дочерью поступили так? Ты, наверно, и за кинжал ухватился бы?.. Вспомнил бы все ваши обычаи. Вы пользовались тем, что за меня постоять было некому!.. Но сегодня, я сама постою за себя. Подлые вы!!!

И уже не помня себя, сорвалась совсем на крик, произнесла — …пошел вон из — дома! — и она указала пальцем на входную дверь. А хочешь, так я завтра же добью твоего выродка у тебя на глазах? Мне терять нечего… Вон!!! — срываясь в голосе, повторила она…

Тётя Оля, вся дрожала как осиновый лист от дуновения легкого ветерка и крестилась, что-то шепча про себя трясущимися губами.

Ибрагим поднял перед лицом Клавы пакет, в котором просвечивались пачки денежных купюр и произнёс, ты не кричи… дочка, я вот тебе принесла деньги и заявлять полиция не буду…

Клава с белой на лице, от прилива крови злости… стала красной, выхватила из кармана халата пистолет, и навела его ствол на Ибрагима, крикнула, — …вон-н-н!.. Не дочка я тебе… — вон! Иначе я за себя не отвечаю. Паскудники!.. Деньги!.. Покупаете, как продажную девку на панели?! Привыкли!!!..

Ибрагима словно ветер выдул из комнаты, он выскочил в коридор, хлопнул входной дверью, не оглядываясь, быстро засеменил тропою к калитке, где стояла его машина.

******

Две недели Клава не поднималась с постели. Тётя Оля умоляла её показаться врачу. Клава отказалась. Принимала только отвар успокоительных трав. В посёлке стояла тишина по поводу случившегося в сторожке. Наверно потому, что события, произошедшие в ней, не вышли за пределы её порога вместе с гарью, а гарь, она что? Рассеялась… А Рыжов смолчал.

Спустя полмесяца, она уехала к своей бабушке Кате в деревню Чернушку, строго — настрого предупредила тётю Олю словами, — …если кто-то будет меня разыскивать здесь, в Ваймасе, не говори никому где я… Та закивала молча головою в знак согласия и трижды перекрестила её рукою, словно благословляя её на добрый путь и хорошие дела.

В деревню Чернушку её отвёз Вадик на своих "Жигулях". В пути, оба почти всё время молчали. О своём предложении ей, в отношении руки и сердца, он больше не напоминал. Только иногда, тайком, искоса посматривал не неё. А когда прощались у дома бабушки, Вадик, как-то удивлённо, произнёс, — ну, ты Клава и выдала!.. Догадайся я раньше о твоём намерении, не повёз бы тебя к нему на пилораму. А потом, вдруг вспомнил твои слова, — …точку поставлю…. Я тогда, быстро в сторожку, слышу выстрелы хлопают, я к вам… Смотрю, а ты там за упокой правишь и просфиры железные подаёшь ему. Отчаянная ты Клава…

А что, тебе его жалко? — спросила она как-то безразлично, как о чем-то давнем, забытом. На что Вадик двояко ответил, — нет, его не жалко, а вот тебя… и он замолчал.

Клава, посмотрела внимательно на него, но ничего не ответила. Только отблагодарила его за то, что довёз её к бабушке, после чего, выйдя из машины, подумала о нём, — …да, какой-то девочке будет хорошим мужем… Не оглядываясь, направилась к знакомому ей с детства дому. Вадик, с какой-то жадностью и жалостью в душе, проводил своими глазами её красивую по-девичьи фигуру, понимая, что он никогда не будет её мужем.

(Продолжение следует — "Дикий мёд")