Птичка певчая

По приезду к водоёму, который был искусственного происхождения, бывший песчаный карьер, заполненный голубой чистой водой, выбрали место стоянки. Палатки у них не было, потому и расположились в машине, чуть в стороне от купающегося бомонда. В эти места приезжало большинство крутых мужиков на крутых иномарках. Этот пляж носил нехорошее название, — "место случки". В это место и днём и ночью привозили богатые "принцы" девочек и женщин для развлечения. Ближнее население, расположенное у этого водоёма, звало всех этих крутых посетителей пляжа — "бомонд" или "бобоны". Так устроен мир, народ как прилепит прозвище, то на века… К тому же справедливое, ибо справедливее слов народа нет ничего.

Купались и загорали они до захода солнца, как стемнело, развели костёр и долго беседовали, о её будущей жизни. Днём Газик опробовал Клаву немного на «сопротивление»… и всё наступление на её позиции, перенёс на вечер, к которому он подготовился очень хорошо. Как говорят, был во все оружии.

Находясь на горячем пляжном песке, он "тёр" пока её по ушам: — … у меня три брата и два дяди в Москве, как поженимся, я увезу тебя к ним. Устроим тебя обучаться вокалу, я найду тебе лучших продюсеров… я… я… я. Как можно, оказывается, легко купить девочку только словами, у которой глаза намного впереди, чем она сама.

Так проходил вечер. Трель кавказского соловья озвучила новую ноту. Раз согласна учиться в Москве… то пойдём, посидим в машине и чуть-чуть это отметим.

Клава, ничего плохого не подозревая, согласилась, тем более, за весь жаркий день они часто бывали в машине, охлаждаясь у кондиционера. В бардачке машины оказались бутылка коньяка и коробка шоколадных конфет. И пошло… Коньяк, показался Клаве приятным, а конфеты вкусными… Сладостно закружилась голова от приятных ей слов и коньяка. Хотелось чего-то большого и приятного. Такие угощения она попробовала впервые. К полуночи, кое-что попробовала тоже впервые… а главное — преждевременно и как ей показалось потом, без её согласия, — насильно. Опять же пословица, — … опомнилась Феврония, когда уже сырая гармония.

Только в третьем часу ночи она очнулась в машине от какого-то неудобства в своём теле внизу живота. Голова была тяжелая и она не сразу поняла то, что её наверно Газиз чем-то опоил. Оглядевшись, вспомнила, где она находится? Ощупывая своё тело без нижнего белья, пришла в ужас, — что же это я?.. Немедленно домой!.. Потом, как-то равнодушно, подумала, — а что изменится дома?.. Позор!.. И с тоскою посмотрела в переднее стекло машины, где на торпеде стояла бутылка с коньяком, из которой она выпила совсем немного вчера и такая вкусная закуска. Иными словами — сыр, из-за которого она и попала в эту мышеловку с названием "Ландкрузер", которая раздавила её как глупого мышонка пружиной по спине. Остались лишь выпученные глаза и торчащий вверх мокрый хвост.

Тут же, жестоко, как кого-то постороннего, сама осудила себя мысленно, — за бутылку коньяка и коробку конфет…Будущая Мэри… Шлюха!.. Ей хотелось кричать, пойти к костру, где сидел Газиз и побить его… Но… Немного оправила свои «пёрышки», кое-как привела себя в надлежащий порядок, и вытирая запачканное ночным разгулом сидение, подумала, — прошлого не воротишь. Сама дура! В каком-то отчаянии, обиде, потянулась к бутылке и пластиковому стаканчику, налила немного коньяка, морщась, выпила. Стало лучше. И вновь на неё нахлынуло то состояние души, как и ночью. Всё-таки, она подавила его, справилась с ним. После чего вытрясла из коробки оставшихся несколько конфет в горсть, и жуя их, вышла из машины, подошла к своему вчерашнему «продюсеру», который находился у костра.

Впервые, за свои семнадцать лет, взяла лежавшую пачку сигарет на пледе, достала одну из них, и разминая между пальцами с сарказмом и со злобой произнесла, — Что… Мавр сделал своё грязное дело?.. и со злостью бросила так и не прикуренную ею сигарету на угли костра. С тоном злобы, приказала Газизу, — … немедленно отвези меня домой. Про себя подумала, — хоть что-то предприму. Она пребывала в эти минуты в таком состоянии, словно у неё насильно забрали безвозвратно что-то ей дорогое, необходимое в её жизни. Тем более, путём обмана, но частично и с её согласия. Всё то, о чем говорил днём и вечером ей её "продюсер" куда-то улетучилось как утренний туман, наступила реальная действительность в липучей паутине обмана. Обида давила душу до слёз.

Тут же выкрикнула ему в лицо, — Сволочь ты большая!.. Но всё это у неё получилось тускло, как-то со слезами на глазах, словно выдавила из себя, как ночной писк мыши. Хотя, уже потом, твёрже произнесла, — … знай, подлец… я тебе этого никогда не прощу!.. И с какой-то ненавистью, выбросила в костёр оставшиеся в её ладони дорогие конфеты. Нагнувшись, подняла край пледа, вытерла ладонь от прилипшей к ней сладости от конфет.

Ах!.. Как ей хотелось сейчас вытереть начисто всю себя… своё изгаженное тело. Она ещё не знала того, что это был её первый шаг в Ад. Шаг, необдуманный и безрассудный, который проходят многие девушки сегодня в разных вариантах до замужества.