Птичка в клетке или Клетка с птичкой

Это было обидно и несправедливо! Он заслуживал большего!

Но «принцесса-амазонка» на его сбивчивое предложение «встретиться вечерком» надменно дернула бровью и, сославшись на дела, вежливо отказала.

И все-таки он дождался своего часа!

Три месяца ходил он кругами вокруг ее дома и, однажды, будто случайно столкнулся с ней в магазине. Столкнулся и, увидев ее погасшие, отрешенные глаза, тут же понял — его время пришло! Он решительно забрал из ее безвольных рук сумки с продуктами и уже ни на минуту не покидал ее.

К сожалению, он поздно понял, что это была уже другая девушка: потухшая, безразличная, со сломанной, как у заводной куклы, пружиной внутри, хотя управлять «сломанной куклой» было легко и приятно. Он очень быстро (даже сам удивился как быстро) уговорил ее выйти за него замуж, но, получив в жены «принцессу-амазонку», место того счастливого, сероглазого «принца» в той странной спортивной жизни он так и не занял — «принцесса-амазонка» покинула племя «кентавров» и уже больше никогда не садилась в седло.

И он за это ей мстил… жестко, больно, преодолевая слабое сопротивление, обвиняя ее во всем, добивая морально, ломая волю и топча самооценку… Мстил за то, что он не первый — он хотел быть первым, что бросила спорт — он хотел стоять на месте ее «принца» и по-хозяйски обнимать ее, гордясь ее успехами, мстил, что она его не любит — ни капельки, что лежит под ним, как бревно, кусая губы и глядя в потолок, мстил за свои неосуществленные мечты и комплексы лимитчика, мстил, мстил, а когда она поняла, что беременна, молча ушла спать в другую комнату, он смирился и после рождения дочери попытался наладить сексуальные отношения, начинал ласкать ее, целовал с языком, пытаясь возбудить, старался не делать ей больно, раз, два, три… но она все равно лежала под ним «бревном», и он понял, что ей все равно! «Все равно» на себя, «все равно» на него, «все равно» на то, что он с ней делает… И тогда он снова попытался ее… Но она не далась — влепила ему пощечину и пригрозила полицией. Больше близости у них не было, но цели своей добился — у них родилась вторая дочь и в армию его не забрали…

А брак — для его пользы — он умолил ее сохранить (работал то он под началом ее отца), ей было по-прежнему «все равно»… ведь с разбитым сердцем не живут… а существуют.

И вот недавно он взглянул на жену и испугался, увидев те же самые обжигающие, медовые глаза, горящие счастливым возбуждением. Испугался того, что сломанная пружина в его «Сломанной кукле» каким-то чудом исправилась и без его ведома заработала, воскрешая к жизни своевольную, бесстрашную девчонку, так восхитившую его однажды. Испугался того, что эта очнувшаяся от сна «принцесса-амазонка» посмотрит на него удивленно и оценивающе и начнет оглядываться по сторонам в поисках своего счастливого, сероглазого «принца», не понимая, куда он делся, и почему рядом с ней он — Анатолий Меркулов. Испугался лошадиного запаха, исходящего от ее рук, самостоятельно принятого — без него! — решения устроиться на работу и попытался надавить, сломать ожившую вдруг пружину, поставив жесткое условие жене: «Либо семья и машина, либо работа с конюшней, развод и нищета!». Надавил по привычке, хотя сердце его болезненно сжалось от нехорошего предчувствия — его покорная жена, пятнадцать лет жившая в добровольном, семейном рабстве, изменилась, снова превратилась в непокорную, своевольную гордячку, которая, не задумываясь, обязательно выберет работу и конюшню, перешагнув через него и его интересы. Перешагнет и, не оглядываясь, пойдет своей дорогой, уводя с собой дочерей и семейное, стабильное благополучие. Он понимал, что должен себя вести по-другому: поддерживать, помогать, разделять ее интересы и, возможно, спустя годы ему все же удастся занять место сероглазого «принца» в мире «кентавров». Но по-другому он не умел, а переделывать себя было слишком хлопотно и обременительно, да и любви — «большой и светлой», из-за которой он буквально заставил свою избранницу ценой собственной свободы «отомстить» неблагодарному «принцу», уже не было.

Так ради чего суетиться?

Даже лучше, если они сейчас разведутся. У него теперь есть все, о чем он мечтал: и московская прописка, и собственная квартира в Измайлово, и машина, и даже собственная дача, записанная на мать, о которой жена ничего не знает.

Что-то он задержался на этой ступеньке — пора двигаться дальше. Надо помириться с Лариской, она его давно ждет и была согласна поделиться доходом от своего процветающего дизайнерского агентства, а он все медлил, сомневался…

А может, и правильно медлил, сомневался?!