Птиц и Ева

Но Птиц был уверен, что это понты, и никакой крови Гурман в жизни не пробовал. Хотя и без этого у многих вызывал страх одним своим видом. Птиц не раз думал, что этому парню можно играть монстра без грима. У Гурмана была тяжёлая, шишкастая голова, как и у всех в интернате, – бритая. Подо лбом, как у шарпея покрытым кожными складками, выпирали угловатые бровные дуги, из которых торчали отдельные кустики. А глаза под ними казались крошечными алюминиевыми тарелками – такого же цвета и выражения… Но самым неприятным в его лице был рот, которого, как бы и не было вовсе. Провал, лишённый губ, под нависающим крючковатым, точно расплющенным носом.

«Кто-то однажды не слабо дал ему в рожу», – подозревал Птиц. Понятное дело, на улице пацану не сладко. Но жалко Гурмана ему не было…

Потому-то Птиц так удивил сам себя, когда прошлым вечером, решившись бежать, прямиком направился к Гурману. Тот, как всегда перед сном, кумарил на чердаке с парой своих пацанов. Но Птиц не сомневался, что Гурман неплохо соображает в любом состоянии.

– Разговор есть, – сказал он, забравшись на чердак. – С глазу на глаз.

Гурман выждал, разглядывая Птица без особого интереса, но всё же мотнул головой. Когда они остались на чердаке вдвоём, Птиц тихо сказал:

– Я должен уйти. Завтра утром, медлить нельзя.

– Что за кипеш? – лениво поинтересовался Гурман.

– Мою маму хотят лишить родительских прав.

– О как?

– А мне семью подыскивают.

– Так твоя мать помирает, как я слыхал… Тебе, может, и лучше в приёмке будет?

– Не лучше! – отрезал Птиц. – У меня никогда не будет другой матери. И она не умрёт! Операция удачно прошла. Химию она выдержала. У меня есть мама!

У Гурмана вдруг вырвалось:

– Чёрт! А у меня нет… Забил её отчим. Ногами запинал, сука…

– Я не знал, – осторожно заметил Птиц.

– А с чего тебе-то знать? – огрызнулся Гурман. – Типа, я треплюсь на каждом шагу?

– Сколько тебе было лет?

– А тебе-то что?

– Мне – ничего. А вот ты себя простить не можешь.

– Ещё чего!

– Но ты ж, наверно, маленьким был… Что ты мог тогда? Он и тебя убил бы. Сейчас ты остановил бы его.

Что-то громко хрустнуло под ногой Гурмана. Вскочив, он навис над Птицем:

– А ты, типа, сомневаешься? Думаешь, мне слабо было бы?!

Не моргая, Птиц смотрел в его алюминиевые глаза:

– Нисколько. Я уверен, что ты замочил бы этого козла…

То ли от того, что Птиц перешёл на его язык, то ли бесстрастный тон убедил, но Гурман внезапно обмяк и неожиданно всхлипнул совсем по-детски:

– Она сама такой маленькой была. Крошка просто… Сейчас я б её на руках носить мог…

Одолев секундное замешательство, Птиц обнял его и мягко похлопал по спине:

– Моя бабушка говорила, что ад существует. Твой отчим будет мучиться вечность. Понимаешь? Вечность! И рай тоже есть. Маме твоей хорошо там. Не больно. Она наслаждается. Только ты не заставляй её волноваться.

– Ты прям, как священник, – пробурчал Гурман, уткнувшись в его плечо.

– Не, – Птиц улыбнулся в сумрак чердака. – Я хочу стать мангакой.

Гурман отпрянул:

– Кем?!

– Художником манги. Это такие японские комиксы. Показать?

– Слыхал. У тебя с собой?

– В рюкзаке. Я уже упаковался… Но если хочешь, оставлю тебе, когда уйду завтра, – пообещал Птиц. – Поможешь – станешь героем моей будущей манги.

Ухмыльнувшись, Гурман вытер глаза и громко втянул носом:

– Теперь я тебя сам отсюда выпру. Можешь не сомневаться. А эти свои… Как их?

– Манга.

– Забирай. А то найдут, вычислят, что мы, типа, в сговоре были.

Птиц удивлённо протянул:

– Точно… Я не подумал.

– Зелёный ещё, – фыркнул Гурман. – Я-то калач тёртый. Номерок свой оставь, на случай чего… Я тебя в телефон забью, как Маньку. Ну ладно, не пыхти! Для конспирации. И сразу к матери не беги, слышь? Они тебя там и начнут искать.

****

Прозвище «Птиц» мама придумала, ещё когда отдавала его в первый класс, чтобы Андрея Дятлова не дразнили Дятлом. Напрашивается ведь… А «Птиц», по её мнению, звучало гордо и необычно, потому сразу же запоминалось. Короткое, звучное это прозвище само вспархивало с губ, когда к нему обращались.

Правда, одна девочка ухитрялась тянуть его так, что оно звучало песней:

– Пти-иц! Мне новый скейт купили, хочешь погоняем вместе?

– Нет, – отвечал он на все предложения. И вежливо добавлял: – Спасибо.

Кататься на скейте Птиц не умел и учиться не собирался. Не то, чтобы опасался упасть… Хотя грохнуться на глазах у всех не особо-то хотелось. Не только в той девочке дело… Может, в ней как раз меньше всего! Просто Птиц не выносил, когда над ним смеются. И не понимал, как некоторые артисты жизнь кладут на то, чтобы зрители хохотали над их неуклюжестью и глупостью.

Поэтому Птиц раз за разом отказывался от скейта, роликов, даже от футбола, хотя играть предстояло с ней одной. Никто и не увидел бы, как он мажет мимо ворот, но ему всё равно не хотелось. Правда, было неловко перед девочкой, имя которой затерялось в памяти. Почему забыл его? Остальных же одноклассников помнил… Птиц старался не смотреть на неё даже на уроках, чтобы не разглядеть чего-то особенного. Как потом жить с этим? Ответить же нечем.

Но в ушах до сих пор звучало трелью:

– Пти-иц…