Птица и меч

Возглас наполнил собой небо, и битва на мгновение стихла. Все вольгары замерли и повернули головы к своему создателю. Тирас взмыл в воздух, и чешуйчатая лапа Золтева сильнее сжала мои ребра. Вместо того чтобы улететь, он позволил Тирасу занять зеркальную позицию. Теперь они парили друг напротив друга — птицы и люди, короли и завоеватели.

— Сын мой! Твоя королева у меня, — пророкотал Золтев. — Она истекает кровью, а я не целитель. Примкни ко мне, и я позволю вам остаться вместе.

Глаза Тираса встретились с моими, и я почувствовала, что его сожаление сопоставимо с его решимостью.

— Даже у тебя нет такой власти, отец, — ответил он.

— Есть! Вместе мы можем получить, что хотим. Мы Одаренные. Мы короли. Ты в точности как я.

— Ты чудовище. А я потратил всю жизнь, пытаясь быть человеком, — покачал головой Тирас.

— И потерпел крах. Ты птица. Собственное королевство восстало против тебя, твой город горит, а королева… истекает кровью, — прошипел Золтев и отшвырнул меня в сторону, будто марионетку. В следующую секунду он взмыл вверх, а Тирас нырнул вниз, чтобы подхватить меня.

— Я взрастил собственную армию! Мне больше не нужны советники и лорды, рыцари и стража! — взревел Золтев, и его вопль гулко разнесся над Джеру, приковывая внимание каждого мужчины, женщины и ребенка.

Тирас спланировал во двор замка, осторожно опустил меня на камни, кликнул Буджуни и снова взял в каждую руку по мечу, готовый к битве. Золтев раскинул лапы, призывая вольгар, и воздух наполнился визгом и воем, шипением и шелестом крыльев. Все новые и новые твари выныривали к нему из темноты, будто он был Богом Слов. Золтев не ограничился грифами. Твари, явившиеся из ада под его знамена, не имели единой формы, цвета или размера. Одни выдыхали огонь, другие брызгали ядом, третьи были не выше ребенка, четвертые — размером с трех мужчин, словно Золтев попытался вырастить своих воинов из крылатых ящериц и ядовитых змей.

Я закрыла глаза и мысленно попрощалась с ними. Золтев взвыл в нечеловеческой злобе, и я зажала уши от бешеной боли в голове, когда пришедшие по нашу душу твари вдруг стали корчиться и умирать, падая оземь, словно перезрелые фрукты. Кровавый их сок щедро окропил булыжники двора. Не дожидаясь, пока Золтев опомнится, Тирас оторвался от земли, стрелой метнулся к отцу и всадил один из мечей ему в бок. Крылья птицеящера выгнулись в беззвучной агонии, и он, кувыркаясь, устремился к земле, пока с тошнотворным звуком не ударился о камни. В ту же секунду его искалеченное тело охватила дрожь, и король вольгар на мгновение стал человеком, прежде чем вновь обрасти чешуей и перьями. Перерождение исцелило его, а падение лишь усилило ярость.

Несколько стражников бросились к Золтеву с занесенными копьями — и одни тотчас пали от удара шипованного хвоста, другие заживо сгорели в пламени. Тирас взмахнул крыльями, и Золтев с рычанием последовал за ним в небеса. Я зачаровала стрелы лучников, веля им пронзить чешуйчатую кожу, но старый король метнулся в сторону и скрылся за клубами дыма. Все, что нам оставалось, — выворачивать шеи и напрягать уши, прислушиваясь к битве двух нечеловеческих сил у нас над головами.

Внезапно шквальный порыв ветра отдернул завесу смога, и нашим глазам предстала поистине чудовищная картина. Король вольгар извивался в воздухе, грудь его была насквозь пробита мечом, Тирас же сжимал в одной руке эфес, не давая отцу переродиться и исцелиться. Золтев взревел и обрушил на него волну пламени. Тирас с гортанным криком вскинул другую руку и проколол пасть дракона, заперев огонь в чешуйчатой глотке. Затем они вместе рухнули на камни черно-красным клубком тел, лап и крыльев. Тирас так и не разжал пальцы, сжимающие рукояти мечей.

Стражники ринулись к ним со всех сторон, чтобы пронзить тело Золтева собственными клинками и не позволить ему восстать вновь, но это было уже излишне. Старый король не двигался. Как и молодой. Оба лежали бездыханными, накрепко сплетясь в смертельном объятии, и я услышала, как крепость двора наполнил пронзительный крик. Он кипящей лавой обжег мне горло, опускаясь к животу, и клинком пронзил мое сердце. Крик. Это был мой крик. Я закричала еще раз, и этот вопль разрушил ржавчину, разъедавшую мое горло, и стены, возведенные в сознании. Я бросилась бежать, путаясь в юбках, падая и вставая снова, — пока не приникла к искалеченному телу Тираса и не перевернула его на спину. Король замер на камнях двора с обращенным к небу лицом, поверженный победитель.

— Тирас!

Его имя значило сейчас больше, чем обретенная мной речь, оно было больше целого мира. Оно колоколом билось у меня в голове, и я поняла, что произнесла его не только мысленно, но и вслух. В ушах до сих пор отдавалось его эхо.

— Тирас, — повторила я, призывая его к жизни мыслью и голосом, волей и надеждой.

Но глаза короля оставались закрыты, а дыхание вырывалось из груди рваными, едва слышными вздохами. Левая сторона его тела была обожжена до черноты, крыло превратилось в кровавую мешанину оплавленных перьев и обнаженных хрящей.