Птица и меч

— И вправду, молодой человек. Но ваш дар не исчерпывается способностью менять облик, ваше величество, — заметила она, вновь обращаясь к Тирасу.

Тот вскинул брови и перевел взгляд на меня.

— Ваш дар заключается в силе воли, — сказала матушка Гвен; я могла бы подписаться под каждым ее словом. — Люди подчиняются вам. Уступают вашим желаниям. Даже ваш брат, который не склоняется ни перед кем, немедленно падет ниц, стоит вам попросить его об этом.

Кель фыркнул и выставил перед собой ладонь, словно веля старухе держаться подальше. Та на мгновение закрыла глаза и втянула носом воздух, отчего мне на память сразу пришел Буджуни, — а после одарила Келя снисходительным взглядом.

— Отрицать дар Целителя легче всего, особенно тому, кому привычна война и незнакома любовь. В тебе есть сила, молодой человек, — добавила она мягко, но более не произнесла ни слова, оставив Келя и всех нас толковать ее слова как вздумается.

Весь тот долгий день Одаренные прибывали в дом Шенны маленькими группками, будто тщательно распланировали свое появление. Мы не знали, откуда они приходят, и не спрашивали. Ни один дар не повторял в точности другой — каждый был отличен, каждый уникален. И их демонстрация действительно захватывала дух. Пряхам и Перевертышам было легче всего показать свои способности. Дар Целителей проявлялся, лишь когда представлялась удобная возможность, а предсказания Рассказчиков невозможно было проверить. Будущее еще не наступило, и никто из собравшихся не повелевал словами так, как я.

Мужчина, который был размером с утес и вынужден был пригнуться, заходя в дом, переплел несколько камней в хлеб и угостил всех желающих. Один ребенок обращал хлопок в уголь незаметным движением запястья. Другая женщина превратила меч Келя в веревку, а веревку — в змею. Я в испуге отскочила, чем вызвала смех Пряхи.

— Это не настоящая змея.

Я посмотрела, как она свивается в кольцо на полу, и вопросительно подняла брови: выглядела она очень правдоподобно.

— Я могу превратить один предмет в другой, но не могу одушевить его. Это лишь подобие жизни.

— Что вы имеете в виду? — удивился Тирас.

— Некоторые считают, что вольгары порождены одним Прядильщиком, который попытался переплести грифов в людей. Это невозможно. У вольгар могут быть человеческие части тела, но у них нет человеческих сердец. Нет души или разума, способности рассуждать или любить. Нет добродетели. Лишь голые инстинкты. Это твари, превращенные из других тварей.

— Но грифы — живые существа, — возразил Кель.

Соркин поднял змею и без предупреждения оторвал ей голову. Из чешуйчатого тела показались потрепанные волоски веревки.

— Она не кусается. Не ест. Не спит. У нее нет ни инстинктов, ни внутренностей настоящей змеи. Это все та же веревка, наделенная иллюзией жизни. Человек может стать чудовищем. Но чудовище никогда не станет человеком.

В домике воцарилась тишина, и Тирас на один удар сердца повернул ко мне свои золотые глаза.

— Что делает человека чудовищем? — спросил он тихо, обращаясь к Соркину, но глядя при этом на меня.

— Его выбор.

— Не его дар? — с горечью откликнулся Кель.

— Нет, — покачал головой Соркин. — То, как человек распоряжается своим даром, и есть его истинная мера.

Кель промолчал, и демонстрация продолжилась. Лу, маленькая девочка с зелеными глазами и иссиня-черными волосами, обернулась котенком и принялась возиться у моих ног. Тролль с длинной рыжей бородой стал козлом, который безостановочно блеял и кусал все, что попадалось на глаза. Мальчик по имени Хейзел переродился в жеребенка с тонкими ногами и струящейся гривой, а одна из женщин, мать троих детей, могла превращаться в любое животное по своему желанию.

Они все слышали меня: Пряхи, Перевертыши, Целители и Гвен — единственная, помимо меня, Рассказчица в комнате. Каждому человеку, который отважился обнажить перед нами свой дар, я в ответ сочиняла заклятия, отчего тарелки в тазу вымылись сами, на носке заштопалась дырка, в очаге вспыхнул огонь, а одна незадачливая черепаха даже воспарила под потолок. Собравшиеся с восторгом глазели, хлопали в ладоши и просили еще. Я охотно отвечала их просьбам, надеясь, что этого хватит, чтобы унять страхи и установить между нами доверие. Но Соркин был непреклонен и на исходе дня потребовал доказательств и от короля.

— Мы показали вам свои дары. Покажите теперь и вы, на что способны, — спокойно, но настойчиво попросил старый Целитель.

Я не хочу, чтобы он превращался, — запротестовала я, возвысив свой голос так, чтобы его услышали все присутствующие. Те удивленно воззрились на меня. Ему с каждым разом все тяжелее превращаться обратно, — объяснила я, и воздух, словно пылью, наполнился изумленными шепотками и незаданными вопросами. Я усилием воли отмахнулась от них.

— Ларк, — пробормотал Тирас, и я по одному этому слову поняла, что мои возражения бесполезны. — Я дал слово.

— Возможно, если он переродится, нам будет легче понять причину его боли, — заметила Шенна, протягивая руку к королю.