Лиса долго и упорно просила пропустить ее внутрь, говорила, что ее ждет Игмаген, что Праведный Отец знает, зачем она пришла. Уже не скрывала, что девушка, что приехала из Суэмы, что братья ее в тюрьме.
Все напрасно. С ней даже не разговаривали.
— Не велено пускать никого, — буркнул один, преградив вход копьем.
Лиса ругнулась долго и витиевато, помянув и потроха зменграхов, и бородатую голову Гусса — морского царя, и пожелав воинам посинеть и сдохнуть. После отошла на небольшое расстояние, пристроилась у стены и решила, что будет ждать. Когда-нибудь эта толстая лисица, этот сын шелудивой собаки выберется из своего дома, и тогда уже Лиса его не упустит.
Надвигалась ночь, холоднющий ветер нес запахи навоза, сгнивших овощей, людских нечистот, и еще какой-то гадости. Ну почему, почему на улицах Суэмы никогда не воняет? И тут Лиса вдруг поняла, что всю малую и большую нужду справляла в Суэме в специальных помещениях, в таких удобных туалетах — как там это называлось. И все мылось постоянно, и все было очень чистым. А тут, в Тхануре она сама лично уже пару раз забегала за покосившиеся сараи, следуя зову природы. Тут все гадят прямо под ноги, вот и вонь жуткая. И не убирает никто, а в Суэме люди мели улицы, мусор собирали в бумажные пакеты и закапывали в землю где-то за городом. И вообще все в той стране держалось в порядке, не то, что здесь, в проклятых королевствах.
Вон, идет женщина, вся закутанная в рваный грязный плащ, и за ней, цепляясь за ее юбку, четверо детей. Все чумазые, грязные, оборванные. Вряд ли эта женщина решит отмыть своих отпрысков от грязи, вряд ли надумает линий раз постирать одежду. А если и надумает, то где ей взять лохань для стирки? И на мыло тоже деньги нужны. Так что, лучше уж и не заморачиваться и жить в грязи.
В деревне и то лучше, там у Лисы во дворе колодец есть, и ведро есть для того, чтобы воду достать. И лохань для мытья и стирки тоже есть. Вот только на мыло не всегда денег хватало.
Лиса поежилась, проводила взглядом женщину и ее выводок, сплюнула и помянула зменграхов. Видать, в этот вечер Игмаген никуда не станет собираться. Да и то верно — в такую холодрыгу нечего нос из дома высовывать. Лучше сидеть себе у горячего очага, потягивать вино да пялиться на старинные карты… Интересно, прочитал Галь Праведному Отцу древнюю карту? Разобрал замысловатые письмена и знаки?
Раз не дождаться сегодня Игмагена — то надо наведаться к тюрьме. Там всегда можно получить известия об узниках. Пораспрашивать стражу, сунуть им пару монет суэмских — и все они выложат, все секреты и все тайны.
Нагнув голову, чтобы укрыть нос и щеки от режущих порывов ледяного ветра, Лиса пустилась чуть ли не бегом по слишком знакомой улице. Порадовалась про себя, что сейчас на ее ногах суэмские теплые ботинки и неяркий, невзрачный, но суэмский плащ, подбитый мехом. А под плащом безрукавка из овчины. Не страшно и ночь провести на улице Тханура. А иначе можно было бы легко замерзнуть на таком ветру. Мало что ли зимними утрами находят окоченевшие трупы бездомных?
На Лису оглядывались, некоторые мужчины бормотали вслед что-то неприличное. Но все принимали ее за юношу из состоятельной семьи, потому не связывались. Порядочная семья всегда отомстит за своего — это древнее правило соблюдалось в Нижнем королевстве. Кровная месть удерживала от преступлений гораздо лучше, чем заповедь Моуг-Дгана делать добро ближним.
Тюрьма встретила холодом, мертвой тишиной и четырьмя стражниками у самых ворот. Лиса, приблизившись и вступив в оранжевый факельный круг света, изобразила на лице милую улыбку и, увидев знакомого стражника — того самого, что вместе с Набуром приносил в камеру продукты для нее и братьев — обратилась к нему.
— Вечер правит… ой… хвала Знающим и Создателю… Я Лиса Гойя, мои братья остались в тюрьме. Ты узнаешь меня?
Стражник сощурился, уставился на Лису настороженно и зло. Спросил, перегораживая путь копьем:
— Ты кто такой, парень?
— Да девушка я, девушка. Набур еще меня знает. Праведный Отец держал меня в этих местах… Ну, в последнее полнолуние…
— Лиса что ль? Ничего себе, как ты изменилась. Прямо на девушку стала больше похоже, скажу тебе. Даже щеки округлились и губы покраснели. Где это тебя так откормили?
— Братья мои как? Живы? Все трое?
— А Набура я сейчас позову. Он где-то тут был, вернулся не так давно, хворый и раненый… Не рассказывает ничего. Это ж с ним ты отправилась куда-то в здешние леса? Да?
Стражник всматривался в Лису с нескрываемым любопытством. Товарищи его приблизились, осклабились. Тоже надеются выведать что-то. Только напрасно, никто болтать лишнего не станет.
— Набур жив? Хвала всем Знающим. Позови его, добрый человек, да пошлю тебе и твоим предкам Знающие благ и милостей.
— Что ж не позвать, коли он вон, на дворе сидит, у костра? Податься ему некуда, семья его в деревне только и живет, что на жалование тюремщика. Эй, Набур, глянь, кто пожаловал!
Лиса рванулась, почувствовала, как в грудь уперлось толстое древко копья и сочно выругалась. За что огребла по затылку от ближайшего стражника.