Птица. Каньон дождей

А все-таки у нее получилось не пустить синюю Набару, хватило сил и умения. Кто его знает, может Саен пользуется точно такой же силой? И, может, однажды Птица станет такой же сильной, как хозяин? И сможет убивать драконов, зарабатывать золотые монеты и тогда не придется стыдиться дырочки в носу?

Глава 3

Птица и не заметила, как уснула. Навалился морок, отяжелели ресницы. Убаюкивающим гулом звучал на вершине ветер, да сонной музыкой гремела внизу Ануса-Им. Спать хотелось ужасно. Да это и хорошо, сон вернет силы, поможет собраться с духом и вернуться домой.

Уснула Птица в одиночестве ночью на склоне горы, а проснулась от звука мужских голосов.

— Вот это находка! Чтоб я здох! Глянь-ка, Мыкх, лежит себе девушка и спит! А ну-ка, голубонька, открой глазки! Мы полюбуемся на тебя…

Птица подскочила, как ужаленная, качнулась, схватилась рукой за камень.

Все-таки слишком много сил забрала у нее схватка с Набарой. Ноги до сих пор подгибаются….

— Кто ты такая? Как тебя зовут? Ты с Каньона Дождей?

Птица поняла, что ей тяжело смотреть в глаза этим людям, что от взгляда в чужие зрачки пробирает страх и хочется отвести взор и прикоснуться к браслетам-оберегам на запястьях. Нехорошие это люди, вот что! Так ясно и четко ощущается и их наглость, и их радость то того, что Птица тут одна, без защиты, и они нашли ее сонную, одинокую и теперь могут делать с ней все, что хотят.

Мужчин было двое, один невысокий, худой, смуглый почти до черноты. С медным кольцом в ухе и длинным следом от сережки в ноздре. След давно зарос и остался короткой полосой, будто сережку просто рванули из носа.

Второй был тоже чернущий, с круглыми щеками и толстыми губами. Он постоянно щурился и чесался, но глаза его блестели хитрым и наглым блеском.

— Ну, что ты молчишь? Язык, что ли, проглотила?

— С Каньона, — наконец выдавила из себя Птица.

— А тут что делаешь? Заплутала, что ль, глупая? Так вон, мостик рядом, — мужчина с сережкой говорил, вроде бы, ласково, но не улыбался. — Мы покажем тебе дорогу, милая, но ты за это подаришь нам свой плащик. Идет? Плата невысока, ты себе новый справишь, у вас там в Каньоне деньжищь много. А нам, бедным путникам плащик очень даже пригодится…

— Чего ты распинаешься? Дорогу и сама найдет, не дура, небось, — резко сказал губастый и приблизился к Птице.

Толстыми пальцами рванул завязки плаща, на Птицу пахнуло дымом и жевательной травой нигоко. Мужчина, которого худой называл Мыкхом, действовал быстро и грубо. Стянул с Птицы плащ, после длинный шерстяной кафтан и кивнул на ноги:

— Сапоги сымай тоже, а не то я сам тебе их сыму… вместе с ногами….

— Что-то странно она пялится на нас. И не кричит… уж не больная ли? — забеспокоился его товарищ.

Мыкх с сомнением глянул на Птицу и пробурчал:

— Худая какая-то и бледная. А ну, говори, что в здешних краях делаешь?

Птица съежилась на холодном ветру, потерла ладонями плечи. Еле слышно пробормотала, что ходила за травой, заблудилась, боялась упасть в реку, боялась птиц, что кричали тут. Зубы у нее стучали от холода и страха и слова выходили путанными и невнятными.

— Да она дурочка никак, — фыркнул тот, что с сережкой. — Небось, няньчатся с ней, носятся, а она — дура дурой. Ну, что пялишься, девушка? Рубашку тоже стягивай. Она у нее с вышивкой, новая, добротная. За нее тоже дадут хорошие деньги. Быстро, кому говорю.

— Замерзнет… — равнодушно протянул его товарищ, аккуратно свертывая плащ и кафтан Птицы.

— Ну, так и что? Все знают в Каньоне, что она дурочка. А с дурочками чего только не случается. Ушла из дома, разделась да бродила по горам. А я тебе скажу, что таких вот сумасшедших ничего не берет, ни холод ни звери. Звери — так вообще чувствуют в них родственные души, вот как бывает. Пошевеливайся, милая, пошевеливайся. Еще спасибо скажешь, что мы тебя отпустили по добру, по здорову.

Птица торопливо стянула рубашку и осталась стоять в одних штанах и полотняной тоненькой сорочке без рукавов.

Тот, что с сережкой в ухе, длинно свистнул, сплюнул и сказал своему товарищу:

— А глянь, Мыгх, что на плече этой девоньки? Ты видал такие цветочки раньше?

— Дык, кто их не видал? Такую красоту носят жрицы Набары, это ж каждый знает.

— Ну, и что выходит?

— А что выходит? — нахмурился губастый.

— Ох, и дурень ты, Мыгх, вот что я скажу тебе. Это значит, что она — жрица. На нос ее глянь — дырка там! Рабыня она и жрица. И беглая к тому же. Сережку куда дела, девонька?

Птица таращилась на смуглого мужика и не могла двух слов связать. Ее трясло от холода и слабости, кружилась голова и в душу забирался страх, потому что все яснее и яснее становилось — кто такие эти двое.

— Ну, так с ума сошла, вот и прогнали ее… чего там… — хмуро пояснил Мыгх.

— Не, тут не все просто. Для того, чтобы служить Набаре, мозги вовсе не нужны, это всякий знает. А девушка она ничего, красивая. Глянь, глазки какие, что твои звезды. Давай-ка, мы и ее заберем с собой.