Птица Карлсон

Молодая женщина решила посмотреть на развалины. Общий вид её не впечатлил, и перед отъездом она решила навестить загадочный адрес, который нашла в прощальном отцовском документе.

На лестнице в этом доме сидел на корточках и курил высокий парень в кепке. Лестница была покрыта шелухой от семечек. Парень спросил гостью, не из собеса ли она. Она на всякий случай кивнула, и тогда он ввёл девушку в квартиру, где в дальней комнате лежал старый Карлсон.

― Ты приехала, ― прошептал он с облегчением.

― Это не я. Я её дочь, но тоже Надья.

― Неважно. Всё равно.

― Я хотела спросить, как ты выучил русский язык? И откуда у тебя такое имя?

― Меня назвали в честь деда, ― ответил Карлсон. ― Он был русский эмигрант, бывший депутат Государственной думы. С тех пор в нашей семье чередовались имена «Ипполит» и «Матвей»… Матвей, мальчик…

Парень вошёл в комнату.

― Матвей, мальчик, познакомься. Это моя Надя приехала.

Молодой человек спрятал бычок за спину и широко улыбнулся.

2022

Лавры шумят

Кофейник стоял на камнях, и пламя лизало его бока. Команданте варил себе кофе сам, хотя любой из его бойцов почёл бы это за честь.

Тут он был майором, советником. Какая разница, как переводить на испанский звание «комбриг». Как говорил его друг, чех Павличек, ровно такая же, как между словами «милостивый государь» и «государь император».

Он инспектировал аэродромы, делая последние приготовления. Военно-воздушные силы республики замерли перед завтрашним наступлением, как птицы, готовые разом слететь с дерева. Подчинённые спали, а русская переводчица храпела как слон. Он отнёс кофе часовым и сейчас остался у огня один. В такие минуты он вспоминал родину ― узкие улицы, дождь, мокрые булыжники мостовой. Он не был там целую вечность. То, что у пролетария нет национальности, не отменяет тоски по родному городу.

А ещё он всю жизнь хотел летать. Именно поэтому он покинул Стокгольм ещё подростком и переехал сперва в Вену, а потом в Прагу ― в университете он учился аэродинамике, а по ночам читал Маркса.

Поэтому он переделал своё имя на Йозеф.

Но студенческая жизнь сыграла с ним странную шутку. Напившись в трактире «У чаши» он со всеми орал «На Белград!», про себя думая, что наконец-то началось, и эта война сметёт глупые границы между людьми. В небе ведь нет границ.

Но пили друзья крепко, и, очнувшись через несколько дней, он увидел себя на нарах, в чужой военной форме.

― Позвольте, но я же швед! ― кричал он вахмистру. ― Я Йозеф Карлсон! Я не подлежу призыву.

Тот отвечал ему смехом.

Сперва Карлсон стал денщиком у одного поручика. Поручик был молод, сущий малыш, но у него была отнюдь неюная жена, требовавшая ласки. Потерпев немного, Карлсон сам запросился на фронт.

Там у него получилось подняться в воздух ― правда, летал он на привязи, на воздушном шаре. Сверху в бинокль были хорошо видны позиции русских ― вот беззвучно возникают белые облачка в том месте, где стоят их пушки, вот слышен полёт снаряда и разрыв, а вот осколком перебивает трос, и воздушный шар, повинуясь ветру, начинает движение на восток. Разглядывая непроходимый лес, Карлсон пытался понять ― это уже Сибирь, или ещё нет.

Шар снизился и запутался в кронах деревьев. Карлсон обнаружил, что прожив до половины жизнь, наконец-то заблудился в сибирском лесу.

Нет, тут — не Сибирь, он понял это, когда в какой-то деревне его взяли в плен женщины, носившие вёдра на длинных палках и тосковавшие о мужьях. Он был пленным у них год, а потом ещё год пленным у другой деревни, куда его сменяли за муку. С тоской он смотрел в небо, в котором однажды увидел аэроплан.

У русских началась революция, и Карлсону пригодилось чтение Маркса. Он стал военным комендантом Бугульмы.

Рядом стояли лагерем красные лётчики ― три самолёта на ровном поле. Карлсон упросил научить его летать, и это оказалось несложно.

«Красные самолёты будут летать быстрее чёрных», ― говорил ему учитель, и Карлсон повторял эту фразу раз за разом.

Когда фронт передвинулся на восток, Карлсон запер комнату коменданта и передал ключ дежурному. Он улетел вместе с красной эскадрильей. Там, в Сибири, он стал коммунистом.

Потом, уже после войны, он летал на «фарманах» и «ньюпорах», поднимал в воздух «сопвичи» и «альбатросы».

Как-то, на спор Карлсон пролетел на «Илье Муромце» под Дворцовым мостом.

Наконец, началась история новых машин, и новых битв, сперва его послали в Китай, где он дрался с японцами. Потом он летал в Афганистане, и, наконец, попал сюда.

И, как везде, тут красные самолёты дрались с чёрными.

Команданте Карлос, как его звали тут, сидел у огня и грел руки. Но, оказалось, к нему приехал русский советник Карков, и они стали вспоминать колчаковский фронт.

Над ними тяжёлой листвой шелестели арагонские лавры.

― Нас всех убьют, ― хмуро сказал Карков.

― Обязательно, ― согласился Карлос. ― Мы подписали контракт на тысячу лет войны и живыми нам не уйти.

― Ну, всё-таки прожить тысячу лет не так уж плохо. Боюсь, что в наших контрактах такое время не обозначено, ― ответил Карков. ― Но, главное, обидно, если нас не убьют враги, нас убьют друзья.