Птица Карлсон

Вольность нравов не помешала Малышу внезапно влюбиться. Это была девушка, приехавшая из Архангельска, молодая актриса, игравшая роли третьего плана в сериалах. В основном это были такие же, как она, девушки из провинции, запутавшиеся в жизни большого города. В сериалах про полицейских и преступников всегда должна быть такая девушка, которую зовут Гунилла или Сибилла, которая стремительно натягивает на себя простыню, когда полицейские вламываются в квартиру преступника. Выходило у неё это очень ловко и всем запомнилось. Малыш проверил это на деле, когда лорд Карлсон как-то влетел к нему в дом без приглашения. Неприятен был только брат девушки, офицер-подводник, который раздражал Малыша своей тупостью и намёками на необходимость свадьбы.

Карлсон не одобрял этой связи (хотя поощрял разные эксперименты) и называл её «капризом».

― Между капризом и «вечной любовью» разница та, что каприз длится несколько дольше, ― говорил он.

В какой-то момент Сибиллу-Гуниллу позвали сниматься в настоящем фильме, хоть и того типа, что зовётся пошлым словом «артхаус». Малыш пришёл на премьеру вместе с Карлсоном, и с неудовольствием обнаружил, что ему стыдно за свою любовь. Одновременно, ему очень хотелось понравиться Карлсону.

Поэтому после премьеры Малыш сделал несколько замечаний, язвительных и обидных. Он сказал, что в сериалах Гунилла-Сибилла была естественна, а когда начала играть, то показала свою бездарность. «Подлинная красота пропадает там, где появляется одухотворенность», — завершил он свою речь.

Обернувшись, Малыш увидел, что его возлюбленная стоит сзади и всё слышит. В её глазах плескалась не архангельская вода, а чистое беспримесное отчаяние. Так вышло, что наутро её выловили уже из невской воды, и, судя по всему, игра была сыграна до конца.

Вернувшись домой, Малыш долго смотрел в окно, а потом почувствовал, что что-то в комнате переменилось. Непонятно было только ― что. И вдруг он понял, что портрет криво ухмыляется. Он всмотрелся ― действительно, чудо цифровой техники изменилось. Но, в конце концов, не настолько, чтобы прятать его за занавеской.

Дни шли за днями, складывались в недели и месяцы, а потом и в годы, и скоро Малыш забыл о Гунилле-Сибилле, или как её там. Он вспомнил о ней только раз, когда пьяный подводник стал ломиться в его дверь, выкрикивая угрозы и оскорбления. Его, разумеется, не пустили, а старуха-соседка вызвала полицию.

Появились деньги, и это при том, что Карлсон давно научил его жить так, чтобы не платить нигде и ни за что. Даже комнату с лепниной на потолке кто-то оплачивал, и Малыш даже не помнил ― кто. Портрет же приходилось прятать от гостей. Что-то разладилось ― не то в процессоре, не то в давно написанном, несовершенном программном обеспечении.

Однажды, после какого-то вернисажа, Малыш коротал время в баре, дожидаясь такси. Кто-то цепко схватил его за плечо и зашептал гадкие слова. Обернувшись, он узнал военного моряка. Малыш спокойно выслушал поток проклятий и посмотрел подводнику в глаза. Тот смутился ― перед ним сидел какой-то тинэйджер. Воспользовавшись его замешательством, Малыш ускользнул, а довольно скоро услышал, что на Севере пропала подводная лодка. Под бесконечной вереницей фотографий людей в чёрной форме, пропавших без вести, он прочитал фамилию своего мстителя, и, кажется, только в этот момент узнал, как действительно звали Сибиллу-Гуниллу. Но вся прелесть прошлого в том, что оно — прошлое.

Впрочем, среди знакомых Малыша появилась новая актриса, и он учил её светской жизни, точь-в-точь как его учил Карлсон. Он помогал этой провинциалке, но не спал с ней, очень гордясь этим обстоятельством. Она же была обижена, и думала, что всё дело в том, что Малыш влюблён в Карлсона. Сам Малыш теперь охотно бы с ней расстался, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой её подберёт.

Как-то Малыш вгляделся в портрет, и обнаружил в своём отображении улыбку самодовольства. Смотря на лицо безобразного человека, он понял, что портрет отразил тщеславное чувство бескорыстного покровительства.

Он и сам снялся в кино ― в роли привидения. Там он изображал безумца, спешащего к заветной картине с бутылкой кислоты. Нелепая фигура, в глупой шапке «петушок», которую в юности Малыша носили хулиганы и футбольные болельщики. Привидение давно умершего вандала было обречено раз за разом повторять этот путь по ночной анфиладе и замирать у отреставрированного шедевра. Фильм хвалили, а игру Малыша называли гениальной. Он только загадочно улыбался в ответ: никто не понимал, что Малыш вовсе не играл, а был собой, ведь на сцене всё реальнее, чем в жизни.

Одна журналистка, делая интервью с Малышом, спросила, знает ли он, что безумец-вандал вовсе ещё не умер. Малыш меланхолически ответил: