Птица Карлсон

― Вы в детстве смотрели мультики? ― продолжал полицейский. ― Помните историю про динозавриков? Кокорев помнил ― был какой-то страшный фильм про генетический сбой. И там маленькие динозавры сидели в яйцах, улыбаясь, но потом произошёл генетический сбой, и скорлупа стала слишком толстой. И вот уже жители яиц не улыбались, они стучали в скорлупу, но всё было без толку: выйти стало невозможно.

Кокорев хотел сказать, что всё было не так, но что-то ему помешало.

― Скорлупа оказалась слишком прочной, этого мы не учли. У вас есть что-нибудь тяжёлое?

― Откуда у меня? У вас вот пистолет есть.

― Нет у меня никакого пистолета, у меня кобура пустая.

― Ну камень возьмите.

― Я не могу отлучаться от яйца. Рассчитываю на вашу помощь.

Кокорев отлучился к газону и принёс ему сколотый кусок бордюрного камня.

― Бейте! Сюда бейте! ― руководил полицейский.

Кокореву представилось, что стоит ему тюкнуть яйцо, как полицейский засвистит, появятся из-за кустов его собратья, и Кокорева повяжут за покушение на искусство и градостроение. В лучшем случае выбегут корреспонденты со скрытой камерой.

Но всё же он примерился и стукнул яйцо.

― Сильнее!

Кокорев стукнул сильнее, и яйцо треснуло с пластмассовым звуком.

Полицейский отпихнул его, и уже сам отломил кусок скорлупы.

Внутри обнаружился маленький человечек в позе эмбриона. Его вытащили из обломков яйца. Человечек был в одежде, а на спине его был ком, похожий на ворох полиэтилена поверх свежекупленного велосипеда.

― Это колесо, что ли? ― спросил Кокорев в пустоту.

Никто ему не ответил, да и сам он увидел, что это не колесо. Это был небольшой пропеллер, будто на вентиляторе.

Полицейский бережно убрал полиэтилен и отряхнул человечка. Тот принялся ходить вокруг них, как новорождённый цыплёнок.

― Вот оно что, ― протянул Кокорев. ― Он что, сейчас полетит?

Полицейский посмотрел на него, как на сумасшедшего:

― Да как же он сразу полетит? Он ведь маленький ещё. Его учить ещё надо.

Он взял человечка за руку и пошёл прочь.

Кокорев нерешительно крикнул «Э-э!» в удаляющиеся спины.

Полицейский обернулся и, перейдя на «ты», бросил:

― Не надо, не убирай. Дворники уберут.

И парочка исчезла во тьме.

01 июля 2020

Фру-фру

Иван Сергеевич смотрел в серое пасмурное небо понедельника, а вокруг него столпились соседи и родственники. Все уныло молчали, а Иван Сергеевич в особенности. Глаза его были залиты тёплым летним дождём, как слезами.

Он смотрел в московское небо, потому что полицейский не велел закрывать ему глаза, пока не приедет господин Федорин.

И вот извозчик, свернув с Остоженки, въехал во двор. Он привез двоих седоков ― толстого и тонкого.

Тонкий был моложе, и, судя по всему, главенствовал над толстым. Оба были облечены государственной властью и явились на место смерти известного литератора.

Первый обошёл тело Ивана Сергеевича, а второй, по внешности сущий басурман, достал треногу с фотографическим аппаратом. Басурман вставил пластинку, на миг осветил местность ядовитым белым светом, а когда дым от вспышки рассеялся, залез обратно в пролётку с таким видом, будто теперь всё происходящее его ничуть не касается.

Полицейский, робея, спросил приехавшего, какой нации будет его фотограф, и начальствующее лицо отвечало, что нации оно будет не важно какой, однако перекрещено им самолично из лютеранской в православную веру.

― Ниважнанакой… ― прошептал полицейский уважительно.

― Делом займитесь, ― угрюмо буркнуло начальствующее лицо, и было видно, что эти расспросы для него обыденны и неприятны, а потом щёлкнул, как затвором: ― Швед он, швед.

На этих словах тонкий пошёл в дом, застучав ботинками по доскам крыльца, а толстый швед быстро вылез из пролётки и отправился на берег. Тонкий меж тем вытер ноги о чёрную мокрую шкуру, заскрипел дверью и шагнул внутрь. Тут же что-то упало и покатилось в сенях, и вдруг выплыла домоуправительница фон Бок. По её лицу стало понятно, что барина можно убирать. Заголосила сумасшедшая бабка Ниловна, понурились соседи, завыла бесхозная собака испанской породы.

Домоправительница сделала знак слугам, и те взгромоздили тело в покойницкий фургон.

Толстый человек уже бродил по берегу реки с фотоаппаратом, задирая курсисток под зонтиками. Повздорив с приказчиками, он стал драться с ними, и расколотил одному голову своей треногой. Пришелец кричал что-то неразборчивое, вроде ути-плюти-плют, и зеваки решили, что он слабоумный и вправду ― федорино горе.

В это время сам господин Федорин, штатский советник и свежий кавалер, сидел в гостиной, слушая старого доктора.

Доктор начал свою историю издалека ― он был знатный краевед и для начала стал рассказывать о своих раскопках таинственных холмов в Коломенском. Лишь утомив казённого человека историй про мужской камень и камень женский, Антон Павлович поведал историю о зловещей собаке.