Но ей почему-то казалось, будто общение с Рори приближает ее к Соломону. Во-первых, братья были похожи внешне. Рори коротко стриг волосы и ростом был пониже, черты лица еще не определились, и все же – уменьшенная копия Соломона. Лицо еще инфантильное, а Соломон сильнее, резче и во всем выразительнее – и в движении, и в осанке и позе, и, конечно, особенно выразительны его глаза. Рори сидит как придется, его поза ничего не означает, его взгляд редко останавливается на собеседнице, мечется во все стороны. И пусть его глаза сверкают, игриво блестят, выдавая внутренний жар и склонность к озорству, но сосредоточиться он ни на чем не умеет. Болтать с ним интересно, что правда, то правда. Болтая, он все время смотрит куда-то еще, потому что главным образом рассуждает как раз о людях, которые сидят за соседними столиками. Разговаривает на разные лады, якобы изображая вон ту парочку. Сочинил за них диалог и довел Лору до колик – пришлось попросить передышку.
Он плотник, Лоре представлялось нечто романтическое – мебель по собственной выдумке, вроде того подарка, что его отец сделал Мари, но нет, ничего подобного, говорит он.
– Ходишь по стройкам и по всяким офисам, делаешь что велено, лямку тянешь, – скучливо рассуждает он. – Честно говоря, – он подался вперед, округлил глаза, собираясь поведать страшную тайну, – ненавижу эту работу. Они этого не понимают. Папе сказать не могу, это разобьет ему сердце. Только я из всех и пошел по его стопам. Все разбежались, меня оставили в гнезде. – Он улыбнулся, но глаза не участвовали в улыбке.
Вот сейчас, пожалуй, впервые с той минуты, как они сели за столик, он совершенно откровенен – Лора это видела и готова была посочувствовать. При всей его самоуверенности, стремлении обаять – растерянный мальчик.
Он прикончил четвертую бутылку пива. Ему не сиделось. Она бы охотно побыла тут еще, так уютно стало после двух бокалов вина, но Рори ерзал на стуле, и это ее напрягало.
– Прости, Рори, я бы купила тебе выпивку, но у меня нет денег.
Он вроде бы удивился.
– Даже на автобус, если б мне было куда поехать. Ничего нет, – сказала она и впервые сама поняла, как это ее пугает. – В коттедже я могла, по крайней мере, жить с земли. Собирать травы, грибы и выращивать фрукты и овощи. У меня был полный шкаф солений, сушеных фруктов, достаточно припасов, чтобы продержаться зимой. Я бы справилась даже без покупок Тома, если понадобилось бы, но здесь, в городе, я совершенно беспомощна.
Вот насмешка судьбы: попасть в столицу, где со всех сторон тебя окружает все, о чем только можно мечтать, – и ничто из этого не доступно.
У Рори вдруг вспыхнули глаза.
– Вот тут-то ты ошибаешься, дорогая моя Птица-лира. Ты же мировая знаменитость.
Она попыталась отмахнуться от этой нелепости, засмеялась, но он был непреклонен.
– Сейчас научу тебя, как «жить с земли» на городской лад.
Урок включал поход в эксклюзивный клуб, где на входе брали двадцать евро, а их пропустили бесплатно, потому что Рори вместо пропуска предъявил охранникам Лирохвоста. В клубе он нашел с кем познакомиться, чтобы их пригласили за стол и купили им напитки.
В полночь Лора, стоя и болтая с очередным знакомцем, пошатнулась. Он протянул руку, подхватил ее и продолжал свою речь, словно ничего и не случилась, – но руку уже не убирал. И вдруг пузырь счастья, в котором она пребывала, лопнул. Извинившись, она вывернулась из-под мужской руки, двинулась к туалету, земля снова плыла под ногами. А вокруг словно нарастала громкость каждого звука, музыка отдавалась в висках и в груди, люди толкали ее, все время оказывались ближе, чем думалось. Ей вдруг стало тесно, не хватало воздуху, а ведь прежде она чувствовала себя прекрасно. В туалете уже не так гремела музыка, только в груди по-прежнему бумкало. Уши заложило, как в самолете. До кабинки нужно выстоять длинную очередь. И на все она смотрела словно издали, хотя вот же она стоит. Но и как будто стоит позади себя в очереди и смотрит. Все двигались быстро, она только успевала подмечать детали. Чьи-то туфли, ботинки по щиколотку, рыжая кожа, мокрый пол, раковины, промокшие салфетки. У нее за спиной взревела сушилка для рук, Лора подпрыгнула, зажала уши, глянула себе под ноги – увидела собственную обувь в пятнах спиртного, разводах от пива и вина и как бы не от чего-то похуже. Она прикрыла глаза. Сушилка замолкла. Она отняла руки от ушей, подняла взгляд. Девушка впереди обернулась, смотрела на нее, узнала. Хочет что-то сказать? Девушка заговорила, но в этот момент вновь затарахтела сушилка, и Лора снова заткнула уши.
– Сучка тупая, – прочла она по губам девушки.