– Лирохвост, – хихикая, уточнила девушка.
– Типа того. Эй, привет, – сказал он, и Лора вроде бы его узнала. Видела его в клубе. К ней он был добр, порывался угостить, отпихнул парня, который случайно толкнул ее, проходя. Почему-то бармен принимал у него заказ быстрее, чем у других. А что этот парень шептал ей на ухо? Целовал ее в ухо? В шею? Это он крепко ухватил ее за руку, когда она споткнулась по пути в туалет. – Я Гэри. Актер. Сегодня у нас была премьера на фестивале, – напомнил он.
Точно. На нее тогда это произвело впечатление: впервые в жизни она познакомилась с актером. Правда, как выяснилось, непрофессиональным.
– Гэри, засранец! – воскликнула девушка, стукнула его и вскочила с дивана так поспешно, что еще и коленом ему наподдала. Парень застонал. – Ты актером назвался? Леонардо, на хрен, Ди Каприо?
– Всего лишь шутка, охолони, беби.
– Не смей называть меня беби! – Она снова отпустила ему звонкую затрещину, потревожив спящих.
Знакомый голос. Лора присмотрелась к девушке, соображая, где ее накануне видела. Вспомнила: в туалете, головой в унитаз, стараясь не смотреть на засохшее дерьмо, – и тут-то она услышала смех, голос этой девушки, приподняла голову между спазмами и увидела телефон в ее руке, нацеленную камеру.
– Нет! – сказала она, пытаясь прикрыть лицо.
– Прекрати, Лайза, – чей-то голос из-за двери.
– Выложу в Facebook, – заявила девица, покидая ванную. – Лирохвост, дерьмохвост, – дразнилась она.
Кажется, Лора повторила все это вслух.
– Ты выложила в Facebook фотографии, как ее полощет? – возмутился Гэри. – И смеешь мне еще что-то говорить?
– Ты как? – выглянула голова из кухни. – Налить тебе чашечку чая?
Голову эту Лора в лицо не узнала, зато сразу узнала голос: тот, что шептал ей на ухо: «Ш-ш, все обойдется». И это она тоже повторила вслух. Девушка улыбнулась. У нее было приветливое лицо, приятно посмотреть. И чашка чая в руке.
Но Лора, покачав головой, двинулась к двери. Ей бы следовало сначала зайти в ванную и умыться, но она понимала, что нужно спешить, пока не проснулся Рори. Невыносимо обсуждать с ним, что произошло ночью.
Она понятия не имела, где она, где ее вещи. Очутилась в какой-то квартире неизвестно где. Вышла, как оказалось, не к лифту, а на лестницу, пробежала пять этажей вниз. Ей мнилось, будто ее кто-то преследует, но она не смела остановиться и даже посмотреть назад – настигнут. Словно дурной сон наяву. Она сама и разыгрывала этот сон наяву, всему виной чересчур живое воображение. Неслась вниз, на ходу цепляясь за перила, то металл, то впивавшиеся в ладонь занозы старой краски. Ей казалось, будто она вечность спускается по этой лестнице, нет конца ступенькам, – но вот и первый этаж. Миновала ряды серых почтовых ящиков с номерами квартир, ни одной фамилии – впрочем, а что бы ей сказали фамилии? Выскочила на улицу в надежде увидеть хоть что-то знакомое, места, где успела побывать вместе с Соломоном, Бо или Рейчел, но – ничего узнаваемого. Напротив – такое же здание, как и то, из которого она выбежала, по бокам, всюду вокруг – его близнецы.
Громкий звонок трамвая напугал ее, она едва успела отскочить с рельсов на обочину. Водитель обругал ее, проезжая.
Слегка успокоившись, Лора огляделась по сторонам и решила идти налево, куда проехал трамвай – ведь он куда-то же вез людей. Лучше идти куда-то, чем оставаться одной в неизвестности. Так она действовала с тех пор, как в ее жизнь вторглись Бо и Соломон. Следуй за ними, они куда-то движутся, лучше куда-то, чем никуда. На ходу она вспоминала звонок трамвая, от которого у нее чуть сердце не разорвалось. Видимо, она воспроизводила этот звук, сама того не замечая, – но слышала его, словно мелодию, от которой невозможно отделаться. И люди, проходившие мимо, вздрагивали, отскакивали в сторону, кто-то смеялся.
А может быть, она вовсе не подражала трамваю, это ее вид так шокировал прохожих, ее запах. Блевотина в волосах, засохшая блевотина на обуви – только теперь заметила. Выглядит омерзительно, пахнет еще хуже. Она попыталась стянуть волосы в узел, хоть немного привести себя в порядок, тем более что кто-то рядом уже вытягивал из сумки телефон. И словно лавина – как будто если один человек вздумал ее снимать, это и другим дало возможность, право делать то же.
Она почувствовала, как долбит в грудь вчерашняя музыка, кричат рядом люди, услышала звон бьющегося стекла, еще какие-то глухие звуки – все сливалось в шумную и страшную какофонию. Она прижала руки к ушам, отгораживаясь. И как таращились на нее, фотографировали, вспышки камер – работали фотографы. Теперь она вспомнила: фотографы!
О боже, ее фотографии появятся в газетах, все увидят! Неужели такую гадость опубликуют? Они представила себе, как Соломон разворачивает утреннюю газету. Если там он увидит ее в таком виде, она никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза. Сгорит со стыда.