Глубоко вздохнув, Дэнни направился к выходу, но прежде поднял нож, положив его перед Сандосом.
По мнению Франца, этот жест требовал изрядного мужества. После нескольких недель, проведенных в постели, пуэрториканца пошатывало, к тому же у него искалечены руки, а потому было сложно отличить неточность от намеренного промаха, но у Франца создалось впечатление, что Сандос мог пригвоздить Дэнни к стене, если б захотел. У Карла в качестве гарантии имелся Кандотти, но этому индейцу оставалось надеяться лишь на себя…
— Что ж, нравится нам это или нет, но мы здесь, — произнес Шон, наливая себе порцию. Выпив ее одним глотком, он серьезными голубыми глазами посмотрел на Сандоса. — Готов спорить: ничто во всей Божьей вселенной не уязвит этого парня сильнее, чем твое прощение. Для него это как кость в горле.
— Что ж, — сухо молвил Сандос, подражая акценту Шона, — стоит подумать.
Франц потешался от души.
— В карты играете? — спросил он у Сандоса.
— Я не хотел бы злоупотреблять своим преимуществом, — промурлыкал тот, вовсе не взволнованный этой драмой. Поднявшись, он понес свои тарелки на камбуз. — Мне много раз говорили, что голландские протестанты не сильны в игре.
— Мы и в спиртном не сильны, — заметил Франц, наливая еще по порции каждому, кроме Нико, который не пил, потому что сестры не велели ему этого делать.
— Верно подмечено, — произнес Сандос, вернувшись к столу. — Покер?
— Все лучше, чем чертова scopa,[73]
— пробурчал Шон.— Сыграем, Нико? — спросил Франц, потянувшись за потертой колодой, которая всегда лежала на столе.
— Буду просто смотреть, — учтиво ответил Нико.
— Знаю, Нико, — произнес Франц терпеливо. — Это я из вежливости. Все в порядке. Ты не обязан играть.
— Если это не слишком хлопотно, я хотел бы сперва отправить сообщение на Землю, — сказал Сандос.
— Радио сразу за этим люком, слева от вас, — откликнулся Франц. — Там все настроено. Просто запишите сообщение и нажмите «отправить». Крикните, если понадобится помощь.
— Черта с два, — пробормотал Шон, когда Сандос вышел.
Усевшись перед аппаратурой связи, Сандос некоторое время раздумывал, что сказать. «Меня снова поимели», — пришло на ум, но его послание прибудет, когда Селестина еще не повзрослеет, и Сандос отверг эту фразу как слишком вульгарную.
В конце концов он подобрал семь слов.
— Взят насильно, — произнес он. — Думаю о вас. Слушайте сердцем.
19
— Я не допущу этого, — бушевал посол, щелкая когтями и расхаживая из одного конца внутреннего двора посольства в другой. Вскинув уши, Ма Гурах Ваадаи остановился перед своей женой, вызывая ее на спор. — Скорее выйду в отставку, чем отдам свою дочь этому зверю. Как смеет он просить у меня ребенка?
— Мой господин, Хлавин Китери не просил у нас Сакинджу, — успокаивающе сказала госпожа Суукмел Чирот у Ваадаи, грациозно вскинув изящную руку, и исполненным нежной красоты жестом поправила простую шелковую шапку. — Его приглашение было просто…
— Он трус, — рыкнул Ма, отпрянув от нее. — Он перебил всю свою семью…
— Может быть, да, — промурлыкала Суукмел, пока он шагал прочь, — а может, нет.
— … а затем врал и изворачивался! Как будто кто-то поверит в несусветную чушь, что торговец — лоточник из глубинки! — целиком вырезал такой клан, как Китери. А теперь он смеет просить мою дочь! — Сморщив от отвращения лицо, Ма повернулся к жене: — Суукмел, он совокупляется с животными — и поет об этом!
— Это общеизвестно.
Она не возражала против вульгарности своего мужа. Это было каждодневным бременем посла: говорить со сдержанностью и тактом; Суукмел была рада предоставить Ма это маленькое утешение.
— Как указывает мой господин муж, Хлавин Китери обладает многими замечательными качествами, но он также человек выдающейся широты взглядов, великий поэт…
— Вздор! — пробормотал посол, глядя мимо нее в сторону дворца Китери, возвышавшегося в центре Инброкара. — Суукмел, он безумен…
— Ах, милостивый господин, прости свою ничтожную супругу, но «безумие» — слово, которое часто употребляется не к месту. Осторожный человек мог бы сказать «неудовлетворенный», «отчаявшийся» или «необычный», — предложила Суукмел. — Прояви сострадание к тому, чья натура плохо годится для роли, диктуемой рождением, ибо это трудная жизнь. — Она поправила платье и приняла новую позу, более грациозную, но неким неуловимым образом и более повелительную. — Мой господин, Хлавин Китери вступил во владение своим Наследием. Каково бы ни было его прошлое, каковы бы ни были обстоятельства его возвышения, каковы бы ни были твои личные оговорки по поводу его характера, твой государственный долг как посла Мала Нджера обходиться с сорок восьмым Верховным как с законным правителем Инброкара.
Муж заворчал, но Суукмел задумчиво добавила: