Птица малая

— Эта игровая программа затрагивает лишь второсортных руна. Специалистов, я считаю, мы довели до такого уровня интеллектуальной зрелости, что в скором времени им можно будет предоставить свободу. Но, возможно, посол Мала Нджера с этим не согласен? — произнес он, вновь нацеливая безмятежные глаза на ошарашенного Ма Гурах Ваадаи.

— Завораживающие правовые проблемы, — предложил кто-то новую тему, прежде чем Ма успел открыть рот, и вскоре завязалась горячая научная дискуссия.

Вечерний хорал был великолепен. Ма был осведомлен, что во время своей ссылки Китери изучал музыку и считал, что лучше всего звучат мелодии, лишенные нарочитого украшательства, когда можно оценить мягкие линии изначальной гармонии, чистые и ясные, словно дни, когда люди охотились со своими братьями и друзьями — затем, чтобы прокормить своих жен и детей.

Этим вечером Ма Гурах Ваадаи удалился в свою палатку укрощенным и слегка ошеломленным, но при первых лучах солнца вышел из нее голодным и настороженным. Ни надев ни мантии, ни должностной эмблемы, он втайне был рад возможности показать, что и в период примирения поддерживал себя в хорошей форме. Оголившись, показываешь свою натуру, и, наблюдая за Верховным, Ма был поражен, увидев, что без одежды тот выглядит ничуть не хуже, нежели в ней. Большинство рештаров с годами заплывают жиром, но Хлавин Китери и в зрелости оставался подтянутым и крепким.

Охота будоражила с самого начала. Ма оказался в паре с Китери, который обладал коротким радиусом действия, но мощным ножным захватом, и разил наповал. Что еще замечательней, Китери был щедр, он подмечал позицию Ма и без колебаний направлял на него дичь, организуя совершенно замечательные засады, и настроение Ма Гурах Ваадаи восходило вместе с солнцами, а сомнения меркли в их сиянии.

«Китери прав, — думал Ма. — Это как раз то, что нам необходимо».

Сделаться тенью рунао — в каждом шаге, в каждом ударе сердца — значило заступить за свои пределы, утратить всякое ощущение отделенности, пока не станешь с добычей единым целым. И тогда — потянуться сзади, ухватить самку за лодыжку и повалить на колени, схватив за голову, чтобы вздернуть ей челюсть и открыть горло, распоров его верным движением; совершить все это и в итоге есть мясо — было как пережить собственную смерть: умереть вместе с добычей и все-таки жить снова.

Он уже почти забыл, что это такое.

Для Ма Гурах Ваадаи этот день мог бы стать лучше, лишь если бы в палатке Суукмел дожидалась, когда он бросит к ее ногам тушу и споет древнюю песнь триумфа. Однако Китери признался, что слегка разочарован: несколько руна испортили охоту, предлагая себя для убийства. Его животноводы, сказал он, помечают каждую линию и запомнят детей этих покорных самок, чтобы потом забить их в обычном порядке. Индивидуумы с более рисковой натурой, которые успешно увертывались или давали отпор, а после ускользали от преследования, тоже будут отмечены. Эти будут спарены с самцами, которые старательнее остальных прикрывали молодняк, упрятанный в центре стада.

В эту ночь, ощущая в мышцах приятную боль и освободившись от мыслей о душных придворных интригах, негибкой международной политике, Ма вдруг осознал, что присущие Китери стремительность, сила, умение планировать находятся в полном согласии с тем, что он сотворил со своей семьей. «Суукмел права, — подумал Ма, открыв глаза в темноту. — Это не безумие, но честолюбие».

Ма решил держаться настороже и не поддаваться обаянию Китери, но на следующее утро, когда вышколенные, одетые в красивые ливреи слуги принялись собирать снаряжение, складывать шатры и подготавливать возвращение в Инброкар, посол вдруг поймал себя на том, что приглашает Верховного на свою баржу — в качестве почетного гостя Территории Мала Нджера. День, который заняла дорога по реке, прошел в дружеском общении, и когда они подплыли к причалам столицы, Ма уже представлялось столь же разумным, сколь и приятным пригласить Верховного в посольство на близящийся Фестиваль Солнц, празднуемый маланджерцами.

И в ответ на небрежный вопрос, будет ли госпожа Суукмел находиться в резиденции, посол ответил Верховному: «Да».

Словно охотник, раздевшийся для подкрадывания к добыче, Хлавин Китери явился через неделю в посольство территории Мала Нджера, облачившись в простые мантии ученого, — одно могучее плечо эффектно обнажено, драгоценности великолепны, но в строгой оправе. Польщенному послу он сказал, что восхищается открытой естественностью Мала Нджера, где не тратят усилий на бессмысленные церемонии; поэтому перекликающийся хорал в его честь был коротким. Не стреноженный, таким образом, протоколом, сорок восьмой Верховный Инброкара смог свободно расхаживать среди собравшейся в посольстве публики, с любезной непринужденностью приветствуя сановников и знакомых, высказываясь по поводу долгой истории фестиваля, позволяя втянуть себя в обсуждение маланджерских песенных гармоний.