— Да, зная, что жизни тех, кто появится на свет в доме Китери, не будут определяться рождением или обуславливаться смертью. Пусть так и будет, говорили эти люди. Пусть будущее пробьет им дорогу, словно река во время разлива. И они не колебались, даже когда Хлавин отменил запрет на потомство для некоторых третьерожденных торговцев. Понимаешь, насколько это было «революционным»? — спросила она, применив английское слово. — Мы всегда с крайней осторожностью управляли нашим наследством. Наша честь заключалась в том, чтобы передать, не ухудшив, наследие, которое нам досталось. Завещать больше было позором: это предполагало воровство. Завещать меньше тоже было позором: это подразумевало расточительство. Но Хлавин показал всем, что возможно созидание! Поэзия, богатство, музыка, идеи, танцы — из ничего! Управление могло состоять в увеличении! Каждый начал это понимать, и все удивлялись — даже я удивлялась, — чего мы страшились все эти годы?
Подобно древнему охотнику, бросающему добычу к ногам своих жен, Хлавин Китери сложил к изящным ногам Суукмел Чирот у Ваадаи все, что он совершил. Ей должно было понравиться, что он сделал последний шаг, распахнул последнюю дверь, выпустив на волю и Хаос, и Мудрость.
Со всего Инброкара к нему приезжали юные жены — завешенные вуалями, охраняемые, несведущие. Ради Суукмел и, возможно, ощущая вину перед покойной сестрой, Хлавин Китери собрал в своем серале диковины суши, моря, воздуха; заполнил свой дворец рунскими учителями, рассказчиками, говорящими книгами, джана'атскими политиками и учеными, бардами и инженерами. Вначале его девушек отделял от мужчин деревянный щит с просверленными в нем отверстиями; затем — лишь тяжелые шторы. Еще позже стало казаться вполне обычным и приемлемым, что дамы слушают дискуссии, время от времени высказываясь по обсуждаемым вопросам, а в конце концов, и полностью участвуют в беседе, находясь за весьма условной стеной, прозрачной и воздушной.
Эти девушки рожали Китери детей. Первым стал сын, которого он назвал Рукуэи, — кастрированный во младенчестве и отданный Суукмел, дабы воспитываться при посольстве Мала Нджера. Но с течением лет родилось много других детей, и одной из них была дочь, не знавшая, что женщинам запрещено петь. Когда Хлавин Китери услышал этот тихий, тонкий, чистый голос, его сердце сжалось, очарованное красотой.
Если не считать вечерних песнопений, сам Хлавин не пел уже много лет. Ныне, с облегчением более глубоким, нежели удовлетворение любой физической потребности, он вернулся к поэзии и музыке. Он пригласил музыкантов, хормейстеров и разрешил петь женщинам и детям.
На двенадцатом году правления Хлавина Китери княжество Инброкар было самым могущественным политическим субъектом в истории Инброкара — богаче, чем Мала Нджер, столь же густонаселенное, как Палкирн, — а Хлавин Китери имел неоспоримую власть над центральным королевством Тройственного Союза. И в Мала Нджере у него уже появились верные сторонники — благодаря тесным связям с кланами Чирот и Ваадаи. Еще год или два, и для палкирнской девочки пришло бы наконец время сделаться его женой и учредить законное наследование — теперь, когда Хлавин осуществил свою революцию, хотя в его словаре не было такого слова.
— Когда вы впервые поняли, что творится на юге? — спросил Дэниел Железный Конь спустя много лет после смерти Китери.
— Почти с самого начала были тревожные признаки, — стала вспоминать Суукмел. — Менее чем через сезон после того, как Хлавин вступил на пост Верховного, у ворот Инброкара появились первые беженцы.
Потрясенные и напуганные, как и все беженцы, терзаемые памятью о пожарах, предательствах и убийствах в ночи; они были спасены руна, чью преданность и любовь эти немногие джана'ата заслужили и к чьим предупреждениям эти немногие прислушались.
— Мой господин Китери оценил эту иронию, Дэнни. Он сам однажды изрек: «Я породил гибель нового мира в момент его зачатия».
— Конечно, широта взглядов любого человека имеет пределы, — заметил Дэнни.
Некоторое время они сидели молча, слушая полуденный хор, звуки которого распространялись по долине — от резиденции к резиденции.
— Мне кажется, моя госпожа, если бы ситуация сложилась иначе… — Дэнни помедлил. — Возможно, Супаари ВаГайджур стал бы первым и самым полезным сторонником Китери.
— Возможно, — после долгой паузы сказала Суукмел. — То, что при старом режиме делало его презираемым, в годы правления господина моего Китери вызывало наибольшее восхищение. — Она помолчала, размышляя. — Из этого торговца вышел бы превосходный канцлер. Или он мог бы возглавить министерство по делам руна…
Ощущая, как сдавливает грудь, Суукмел посмотрела на Дэнни, который не уступал ей в росте и во многом другом.
— Возможно, — ровным голосом сказала она, — всего этого можно было бы избежать. Но тогда казалось, что иного пути нет…
22