Птица малая

Конечно, были и различия. В общем, удивляло скорее полное отсутствие хвостов у людей, у здешних-то они как раз были. Подобная анатомическая черта и на Земле казалась чистейшей аномалией, поскольку у подавляющего большинства позвоночных на родной Энн планете хвосты имелись, и она всегда не могла понять, почему человекообразные обезьяны и морские свинки утратили их. Здесь, как и дома, заметна была еще одна присущая людям странность – относительная безволосость. Тела туземцев покрывала густая короткая шерстка, плотно прилегавшая к мускулистым телам, делая их похожими на сиамских кошек – темно-желтых, но с очаровательными коричневыми масками вокруг глаз, похожими на египетскую, известную еще Клеопатре чернь, и с более темными полосками на спине.

– Они слишком прекрасны, – вздохнула Энн, в полном расстройстве пытаясь понять, а не найдет ли этот чрезвычайно красивый народ отвратительными землян – плосколицых, уродливых, со смешными клоками белых, рыжих, каштановых и черных волос, высоких, средних и низких, бородатых и безбородых, наделенных сексуальным диморфизмом вдобавок. Чужие мы здесь, подумала она, чужеземцы в самом подлинном смысле этого слова…

Из самой сердцевины толпы вышел абориген среднего роста и неопределенного пола. Энн, едва дыша наблюдала за тем, как он шел от своего отряда к землянам, осознавая лишь то, что Марк проводил похожее биологическое исследование, ибо когда это существо приблизилось к ним, он очень негромко воскликнул:

– Глаза, Энн!

Каждый глаз имел двойную радужку, лежавшей на боку восьмеркой окружавшую два менявшихся в размерах зрачка, похожих на причудливые глаза каракатицы. Но не это привлекло ее взгляд, а глубокая, почти фиолетовая синева этих глаз, столь же светоносная, как стекла витражей Шартрского собора.

Эмилио стоял неподвижно, позволяя стоявшему перед ним туземцу поступить, как тот считал необходимым. И абориген наконец заговорил.

Это был певучий, со взлетами и падениями язык, полный гласных и негромких жужжащих согласных, текущий и тающий, лишенный дроби гортанных смычек и отрывистого ритма языка Поющих. Язык этот показался ей более прекрасным, однако сердце Энн ёкнуло. Он отличался от языка Поющих, примерно как итальянский от китайского. Какие труды пошли прахом, решила она. Джордж, которого Эмилио, как и всех прочих, учил распознавать язык Поющих, подумал то же самое. Чуть наклонившись к Энн, он шепнул:

– Вот дерьмо-то. В «Звездном Пути» все они знали английский!

Слегка оттолкнув его локтем, она улыбнулась и взяла мужа за руку, слушая говорившего и покрепче сжимая пальцы Джорджа, когда туземец умолк в ожидании ответа Эмилио.

– Я не понимаю, – ответил Эмилио Сандос чистым и мягким тоном, – но я смогу понять, если вы научите меня.

Случившееся далее стало загадкой для всех участников иезуитской миссии, кроме Сандоса. Тот, что говорил с Сандосом, очевидно предводитель, одного за другим стал вызывать из толпы аборигенов, в том числе даже нескольких подростков. Каждый из них что-то произносил, обращаясь к Эмилио, внимательно смотревшему на подходившего к нему и отвечавшему всем одной и той же фразой: «Не понимаю». Он был почти уверен, что к нему всякий раз обращались на другом языке или диалекте, один из которых, бесспорно, принадлежал Поющим, и понял, что имеет дело с толмачами и что местный вождь пытается найти пригодный для общения язык. Наконец, так и не добившись успеха, последовала продолжительная дискуссия.

А затем юное существо, много меньшее, чем все прочие, разговаривавшие с ним, вышло вперед в обществе одного из взрослых, который явно успокаивал дитя, прежде чем движением руки направить ребенка одного в сторону Эмилио.

Как ему показалось, это была тощая девочка, длинная, тонкая, ничем не примечательная. Видя, как она робко, но решительно подходит к нему, Эмилио медленно опустился на колени, чтобы не подавлять ребенка своим ростом, как только что подавлял его самого взрослый. На какое-то мгновение они остались вдвоем среди толпы, забыв всех своих спутников, устремив все свое внимание друг на друга. Когда малышка подошла к нему, Эмилио протянул ей вверх ладонью открытую руку и сказал:

– Здравствуй.

Помедлив мгновение, она вложила в его руку свою ладошку, теплую, с длинными пальцами и повторила:

– Здравствуй.

И потом произнесла, голосом столь же ясным и четким, как голос Эмилио:

– Чаллалла кхаэри. – И, склонившись вперед, припала лбом к его шее. Он слышал, как она при этом резко затаила дыхание.

– Чаллалла кхаэри, – повторил Эмилио и аккуратно воспроизвел ее приветственный жест.

Селяне хором заговорили, это было страшно, и люди невольно попятились, однако Эмилио не отводил глаз от ребенка… девочка не испугалась и не отошла от него. Не выпуская ее ладошки, он приложил руку к собственной груди и произнес:

– Эмилио.

Девочка снова произнесла слово, но на сей раз обилие гласных подвело ее, так что вышло Миило.