Птица малая

— Моя мать была женщиной, как говорят, с большим сердцем и живой натурой, — произнес Эмилио, тщательно подбирая слова. — Ее муж был красив, высок и силен. Брюнет, но очень светлокожий. Мать тоже была очень светлой.

Он сделал паузу, чтобы они переварили эту информацию; не требовался генетик, чтобы сделать вывод.

— Муж моей матери в течение нескольких лет находился вне города…

— Сидел за хранение и распространение, — вставил Д. У.

— … а когда вернулся, узнал, что у него есть второй сын, почти годовалый. И очень смуглый. — Некоторое время Эмилио оставался неподвижным, а в комнате повисла тишина. — Они не развелись. Должно быть, он очень любил мою мать.

Раньше это не приходило ему в голову, и Эмилио понятия не имел, что ему следует по этому поводу чувствовать.

— Она была очаровательной, понимаете? Энн могла бы сказать: такую нельзя не любить.

— Поэтому за ее вину пришлось отвечать тебе, — проницательно сказала Энн, ненавидя эту женщину за то, что она допустила такое, и безмолвно ругая Бога — за то, что дал этого сына не той матери.

— Конечно. Дурной тон — родиться некстати.

Эмилио посмотрел на Энн, но тут же отвел взгляд. Зачем он ворошит прошлое? Как он мучился тогда, старался понять, в чем его вина, но что об этом мог знать ребенок? Вновь пожав плечами, Эмилио увел разговор в сторону от Елены Сандос:

— Муж моей матери и я часто играли в игру, называвшуюся «Выбей дерьмо из ублюдка». Мне было примерно одиннадцать, когда я понял смысл этого термина.

Распрямившись, он взмахом головы отбросил с глаз волосы.

— Я изменил правила игры, когда мне стукнуло четырнадцать, — сказал он, гордясь этим даже после стольких лет.

Зная, что будет дальше, Д. У. против воли усмехнулся. Он сожалел о разгуле хулиганства в Ла Перла и пытался научить парнишек вроде Эмилио улаживать ссоры, никого не калеча. Его наука трудно приживалась в районе, где отцы говорили сыновьям: «Если на тебя кто-то наедет, порежь ему лицо». Такое напутствие давали восьмилетке в первый школьный день.

— Наш достопочтенный отец-настоятель, — услышал он проникновенный голос Эмилио, — был в те дни приходским священником в Ла Перла. Конечно, он не потворствовал склокам между членами семьи, в каком бы хлипком родстве они ни состояли. Тем не менее отец Ярбро прививал юным прислужникам определенную мудрость. Это включало следующую заповедь: когда между противниками имеется существенная разница в размерах, большой дерется грязно уже потому, что намерен справиться с гораздо меньшим оппонентом…

— Поэтому подлови сукина сына раньше, чем он тебя ухватит, — заключил Д. У. тоном, подразумевавшим, что благоразумие этого постулата самоочевидно.

На самом деле он учил мальцов в спортивном зале нескольким тонкостям. Поскольку Эмилио был мелким, необходимой предпосылкой к маневрам являлась неожиданность. Сложность состояла в том, чтобы мальчик понял: вполне допустимо драться, защищая себя, когда Мануэль приходит домой в сильном подпитии, но нет необходимости сражаться со всеми насмешниками, проживавшими в округе.

— … и хотя, уложив засранца, испытываешь примитивное первобытное удовлетворение, — со спокойным уважением к своему наставнику говорил Эмилио, — этому не следует предаваться без умеренности и снисходительности.

— Меня как раз интересовало, где ты выучился приемам, уложившим Супаари, — сказал Джимми. — Это было впечатляюще.

Разговор переключился на священника, которого Джимми знал в Южном Бостоне и который боксировал на Олимпиаде, затем Д. У. вспомнил нескольких сержантов, которых знал по морской пехоте. Энн и София принялись готовить завтрак и качали головами, прислушиваясь к рассказам о бесспорно противоправных, но замечательно эффективных хоккейных приемах, применявшихся в квебекской лиге для защиты вратарей. Но потом разговор вернулся к Рукопожатию джанаата, как именовалась среди них атака Супаари на Сандоса, и когда речь опять зашла о детстве Эмилио, он встал.

— Никогда не знаешь, в какой момент пригодятся старые навыки, — произнес он с некоторым раздражением, двинувшись к террасе.

Но остановился, рассмеялся и благочестиво добавил:

— Пути Господни неисповедимы.

И было непонятно, серьезен Эмилио или шутит.

Путь вниз по реке от деревни Кашан показался Супаари короче, чем путешествие туда из Гайджура. В первый день он просто позволил своему рассудку расслабиться, лениво следя за водоворотами и плывущими деревьями, глядя на песчаные отмели и скалы. Но второй его день на реке был наполнен раздумьями и изумлением.

Супаари был ошеломлен новыми фактами, новыми идеями и возможностями, но он всегда быстро реагировал на благоприятную ситуацию и готов был дружить с теми, кто предлагал дружбу. Чужеземцы, как и руна, кое в чем поразительно отличались от его народа, а часто казались непостижимыми, но ему очень понравилась Хаан — Супаари счел ее ум весьма живым и полным вызова. Остальные были ему менее понятны и интересны: всего лишь придаток к беседам с Хаан — переводящие, иллюстрирующие, поставляющие пищу и напитки через странные и раздражающие интервалы. И, если честно, почти все они пахли одинаково.