Птица Мамыра

Димке, конечно, мало было просто ездить, резко, на скорости, шарахаясь от проводов. Он проделывал на своей заслуженной машине невероятные вещи – подпрыгивал, вставал на переднее колесо, крутился на заднем… В общем, этой чумовой акробатикой овладел в совершенстве – как и всем, к чему серьёзно относился. Тая, чтобы не видеть особенно опасные кунштюки, в такие моменты задирала голову и смотрела на плывущие облака.

Когда велосипедист-акробат уставал, они ложились на живот поперёк банкетки, клали книжку – одну на двоих – вниз, на пол, и читали, свесив головы. Проглатывали очень быстро, но всё по Димкиному вкусу. Сначала это был Фенимор Купер, Майн Рид, Саббатини, Дюма; позже – Стругацкие, Брэдбери, Айзек Азимов. Книги были из шкафа Прекрасной Казашки, одна лучше другой, только «Библиотека приключений» чего стоила!

Тая переворачивала страницы, не спрашивая. Потому что читали они, как это ни удивительно, с абсолютно одинаковой скоростью.

Когда Димка был в пятом, а Тая в шестом, лето было посвящено Джеку Лондону.

Начали с «Северных рассказов». На «Сивашке» споткнулись о «скво». Сноска гласила – «индейская женщина». Они посмотрели друг на друга, и Димка, как незнакомое, попробовал слово на вкус:

– Скво…

Оно возникало в тексте тут и там, и они глазами искали его – Таино второе имя, которое звучало теперь по-новому и приобретало иной смысл. Этот смысл вдруг стал главным и расставил многое по своим местам. Надолго. На все последующие годы.

Они глотали рассказы один за другим – «Сын волка», «За тех, кто в пути».

Потом шли «Мужество женщины», «Северная Одиссея», «Тайна женской души», «Неожиданное».

Шелестели страницы. Димка сосредоточенно пыхтел, кусал губу и слегка дёргал головой, а Тая, не шевелясь, водила глазами по строчкам.

Прочитанное обсуждать не стали. Всё и так было понятно.

Слово прочно засело в голове, тревожило, требовало считаться с ним и знать о себе то, о чём раньше можно было только догадываться. Своё предназначение. А именно – быть рядом всегда, в любой ситуации, что бы ни случилось. Как в книжке: прокладывать лыжню, чтобы собаки не упали от усталости. А когда упадут, тащить на себе лёгкие санки с Димкой, которого смертельно ранил медведь. И нести поклажу вровень с мужчиной. И варить похлёбку из кожаных ремешков, срезанных с верха мокасин, и съедать только половину своей скудной порции. И…чего тут думать, когда всё уже решил и написал за всех скво – Пассук, Лабискви, Унгу, Эдит и за неё, Таю, мудрый и гениальный Джек Лондон.

Это был мощный переворот в сознании. Теперь можно было не мучиться выбором: хорошо – плохо. А просто быть рядом и спасать от беды.

– Да Аля, убери чайник! Скорее! И включи погромче. Новости, про пленум! Сейчас скажут…

«…Генеральным секретарём Центрального Комитета КПСС пленум единодушно избрал товарища Горбачёва Михаила Сергеевича. Затем на пленуме выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачёв Михаил Сергеевич. Он выразил глубокую признательность за высокое доверие, оказанное ему…»

– Не выключай, Аля! Давай уж дослушаем.

– Чего тут слушать, Келбет Гумаровна? Ну Горбачёв какой-то. Нам-то что? Кого поставили, тот и… Нас не спросят. Вот чайник теперь остыл. Сейчас, подождите, снова газ зажгу.

– Аполитичный, равнодушный человек ты, Аля. С такими светлое будущее не построишь.

– Смеётесь, что ли? И всё-таки: класть в сельдь под шубой яйцо или нет? Вы вот – кладёте? Я с этим вашим пленумом всё пропустила.

В подвале Димка делал бомбы. Ну не бомбы, конечно, а горючие и взрывные смеси. Иногда, не утерпев, испытывал мелкие дозы полученного вещества.

Во время испытаний Тая должна была стоять на шухере на улице у подвального окна и фиксировать результат. Запоминать, какого цвета шёл дым. Чем вонял. Искрило в подвале или нет. Если что – сразу давать сигнал о прекращении опытов.

Их полуподземное окно выходило на неширокую второстепенную улицу, и пространство перед ним было плотно занято старыми деревьями, порослью, непролазными кустами, которые густыми ветками прямо-таки лезли в оконный проём. Поэтому проходило это довольно незаметно: кусты здорово рассеивали дым. И поскольку взрослое население дома днём было на работе, его жидкие струйки из окна могла видеть только какая-нибудь бабушка. Или девочка. И думать, что вот, наверное, дворовые мальчишки баловались с линзой и подожгли какие-нибудь щепки-бумажки и, что учитывая вечно сырое и тёмное заоконное месиво, можно особо-то не волноваться.

А у Димки был несомненный талант. Во-первых, он так грамотно организовал пространство, как-то гусеницей выгородил узкий коридорчик за входными досками, что если они были отодвинуты в сторону, то возникал мощнейший сквозняк, который моментально вытягивал химический дым через окно каморки. Во-вторых, с самого начала своих экспериментов интуитивно ухитрялся правильно рассчитать дозировки составляющих и, сколько бы ни жёг и ни устраивал микрохлопков в подвале, жильцам не нанёс никакого ущерба.