Птица огня

– В конце концов, господин музыкант, нам не совсем понятны ваши претензии. У каждого гражданина в государстве своя роль. Крестьянин существует чтобы создавать припасы. Так где же их брать, как не у него? А войско, в свою очередь, защищает государство, а постольку и таких вот крестьян. Разве не очевидно, в таком случае, что снабжение войска припасами – их святая обязанность?

– От кого ваше войско защищает этих крестьян?

– Вы спорите ради спора. Понятно же, что враг может появиться в любой момент.

– И кто этот враг?

Принц был уже порядочно раздражен этим разговором.

– Войско неприятеля, само собой, – ответил он.

– Что же выходит, принц, войско нашего государства существует потому, что существует войско другого государства? А войско другого государства, вашего противника, существует потому, что существует войско нашего? Как же это называется? Круговая порука? Нет, как-то иначе… Обоюдовыгодное сотрудничество, я бы сказал. Ведь не будь ваших так называемых врагов или, точнее сказать, коллег, партнеров, ваши шварзяки также остались бы без работы. А пока войска противника грабят деревни в своем собственном государстве и машут оттуда вам кулаками, вы можете позволить себе надменные речи, вы можете ставить себя выше других, апеллируя к каким-то невидимым врагам, и вы, конечно же, можете грабить! Грабить всех тех, кто пытается прожить свою жизнь честно, не ломая чужие судьбы.

– Что-то мы совсем перестали вас понимать, господин музыкант. Почему вы так вступаетесь за этих нищих крестьян? Безграмотных, полудиких, которых и людьми-то можно назвать с некоторыми исключениями из определений. За людей, которые и существуют-то для того, чтобы обеспечивать нижнюю прослойку потребностей людей более высокого класса, уровня, людей, мы бы сказали, настоящих. Ведь не станете же вы горевать по курице, которую рубят в суп?

– Эти люди безграмотные и дикие потому, что вы, люди вашего круга, хотите, чтобы они были безграмотными и дикими и создаете для этого все необходимые условия. Крестьянин, оказавшийся в семье марачи – будет воспитан грамотным и, как вы говорите, настоящим. Князь или дхар, если его поместить на воспитание в терзаемую шварзяками опустошенную деревню – вырастет безграмотным и диким крестьянином. И не обижайтесь потом, принц, если эти несчастные дикари возьмут на вооружение ваши методы добычи пропитания и устроят погромы в ваших сияющих дворцах!

У принца затряслись губы от возмущения. Он хотел что-то сказать, но не мог собраться с мыслями. Одджи презрительно кривился.

– Мелкий горностай может украсть добычу у волка, когда тот спит. Но рано или поздно волк проснется, – сказал Сардан.

После этого он взял поводья лошади Ашаяти и неторопливо поехал дальше. Принц пожал плечами и тотчас забыл обо всем, а капитан Одджи, щуря единственный глаз и обсасывая трубку, долго провожал взглядом двух удаляющихся всадников, пока они не скрылись за холмом.

Когда шварзяки остались позади, Сардан посмотрел на свою спутницу. Ее прекрасные, такие изящные глаза неопределенного зеленого оттенка полны были чернотой, непроглядным мраком абсолютной ненависти, такой ненависти, которую не способна остановить даже смерть. Ненависти, в которой не было зла.

– Напомни мне добавить к пятидесяти волчьим шкурам бочку сала и свинины, – попросила Ашаяти.

– Ненавидишь их? – спросил Сардан, отвернувшись.

Она молчала несколько секунд.

– Когда все решится – я убью их всех до единого, – наконец сказала Ашаяти.

Минут десять ехали в удушающей тишине. Глухо топали по каменистой дороге копыта, жужжали какие-то насекомые. Ашаяти напряженно, с силой мяла в руках поводья и смотрела с устрашающей сосредоточенностью на затылок своей лошади, но ничего не видела. Она как будто и не моргнула ни разу за эти десять минут.