Птица-пересмешник

— Ага, приехали, — сказала мисс Бут-Уичерли, вставляя в глаз монокль и обозревая непрезентабельную аллею. — Моя квартира на первом этаже, вон там, вторая дверь слева. Очень удобно.

Я извлек ее с некоторым трудом из такси и, попросив водителя подождать, довел до дверей по дорожке, где в жарком вечернем воздухе пахло кошками, сточными водами и гнилыми овощами. У входа в свою квартиру мисс Бут-Уичерли снова ввинтила в глаз монокль и грациозно протянула мне руку:

— Вы были чрезвычайно добры, молодой человек, чрезвычайно. И мне доставило большое удовольствие побеседовать с вами. Большое удовольствие.

— Это я получил удовольствие, — совершенно искренне отозвался я. — Вы позволите мне завтра навестить вас, чтобы удостовериться, что вы совершенно оправились?

— Я никого не принимаю до пяти часов, — ответила она.

— В таком случае буду в пять, если позволите.

— Буду рада вас видеть, — сказала мисс Бут-Уичерли, отпуская меня кивком головы.

После чего отворила дверь, вошла в дом не совсем твердыми шагами и заперла за собой. Мне не хотелось оставлять ее — чего доброго, упадет и что-нибудь повредит. Однако эта своенравная старая леди вряд ли позволила бы мне раздеть ее и уложить в постель.

На другой день в пять часов, запасшись корзиной с фруктами и сыром, а также большим букетом цветов, я отправился в обитель мисс Бут-Уичерли. Постучавшись в дверь, услышал пронзительный лай. Вскоре дверь приоткрылась и в щелочку выглянула, сверкая моноклем, мисс Бут-Уичерли.

— Добрый вечер, мисс Бут-Уичерли, — поздоровался я. — Вот я и пришел, как мы договаривались.

Дверь открылась пошире, и я увидел, что хозяйка одета в потрясающую кружевную ночную рубашку. Она явно забыла про меня и наш уговор.

— Постойте, молодой человек, — сказала она. — Я не ждала вас… э… так рано.

— Простите, но мне показалось, что вы назвали цифру «пять».

— Верно, а что, уже пять? Господи, как время летит, я только что прилегла отдохнуть.

— Извините, что побеспокоил. Может, мне прийти попозже?

— Нет-нет. — Она милостиво улыбнулась. — Если вы не против того, чтобы я принимала вас в ночном одеянии.

— Ваше общество в любом одеянии для меня великая честь, — галантно ответил я.

Она распахнула дверь, я вошел, и мне ударил в нос застоялый запах денатурата. Квартира мисс Бут-Уичерли состояла из одной большой комнаты, служащей и спальней и гостиной, и прилегающих к ней крохотных кухни и ванной. У дальней стены стояла огромная двуспальная кровать. По случаю жары на ней лежали только простыни, притом такие грязные, что казались черными. Виновник сидел посередине постели — такс, который грыз здоровенную кость, вымазанную кровью и опилками, и который злобно зарычал при виде меня. Все стены были сплошь покрыты старыми пожелтевшими фотографиями в золоченых рамках. У одной стены стояли два массивных дубовых шкафа, а между ними втиснулись стеллажи с поразительной коллекцией аккуратно надетой на колодки обуви. Тут было не меньше тридцати — сорока пар, от грубых башмаков до покрытых блестками вечерних лодочек. У противоположной стены были нагромождены почти до потолка большие кожаные чемоданы (какие в старые времена называли дорожными сундуками), похожие на пиратские сундуки с сокровищами, с выпуклой крышкой, украшенные магическими буквами «БУТ-УИЧЕРЛИ». В окружении этих предметов мебели с трудом разместились маленький стол и три плетеных стула.

— Эти фрукты и сыр мне так приглянулись, что я просто не мог не принести их вам, — сообщил я. — И конечно, цветы хозяйке дома.

Она взяла своими хрупкими ручонками букет, и глаза ее вдруг наполнились слезами.

— Как давно мне не дарили цветов, — пролепетала старушка.

— Это потому, что вы ведете затворническую жизнь, — сказал я. — Если бы вы чаще выходили в свет, у ваших дверей стояла бы очередь мужчин с букетами, я бы не смог пробиться.

Она поглядела на меня, потом довольно рассмеялась:

— Ох и тип вы, как сказал бы мой папочка. Знаете, как польстить старой женщине.

— Ерунда, — бросил я. — Пятьдесят лет не старость, а больше я вам не дам.

Она снова рассмеялась:

— Давненько не видела я таких галантных молодых людей. Очень давно. А приятно. Вы начинаете мне нравиться.

— Очень рад, — искренне отозвался я. — Потому что вы мне уже нравитесь.