Птица-пересмешник

— По правде говоря, — добавила она, — Мишель выглядел в платье совсем как юная девушка, очень миленькая, если можно так говорить о парне. Он выбрал простое желтое шелковое платье, соответствующие туфли и черно-желтую шляпу вроде колпака. Его довольно длинные курчавые волосы вполне могли сойти за модную в наши дни у девушек прическу. Тогда он настоял на том, чтобы я надела то сине-белое платье и тот плащ, благодаря которым мы нашли деньги.

Сестра Клер остановилась, прокашлялась и виновато улыбнулась.

— Боюсь, я слишком много говорю, — сказала она. — У меня пересохло в горле. Могу я попросить, если это не трудно, налить мне минеральной воды?

Тотчас появилась минеральная вода, сестра Клер выпила полстакана так, будто это было изысканное вино, еще раз прокашлялась и посмотрела на нас с очаровательной улыбкой.

— Вы не представляете, как странно чувствуешь себя в обычном платье после монашеской рясы, — призналась она. — Я ощущала… даже не знаю, как сказать… впрочем… это было как в моей юности, когда мы играли в живые шарады, надевали всякие странные одежды и сами себя не узнавали, понимаете? Именно такое чувство было у меня. По правде сказать, я даже оробела, и мне было как-то неловко, как во время тех игр. Мне все казалось, что я наступлю на подол и споткнусь. И Мишель, естественно, выглядел так забавно в роли девушки, что я… я даже рассмеялась, и, глядя на меня, он тоже рассмеялся. На нас напал такой смех, что мы не сразу смогли выйти из дома, чтобы отправиться в казино.

Сестра Клер остановилась и медленно допила минеральную воду.

— Боюсь, я очень плохо все рассказываю, — извинилась она, — но очень трудно связно изложить, как именно выстраивались события. Теперь, оглядываясь назад, я удивляюсь своему поступку, но разве не то же самое чувство испытывает всякий, руководимый волей Господа? Однако где я по-настоящему дрогнула, так это в казино, когда вошла туда. Такое огромное помещение, примерно таким я представляла себе собор Святого Петра в Риме, только построено оно было для совсем других целей… Все эти колонны в холле, мрамор кругом… Я и не знала, что в мире есть столько мрамора. Я очень боялась, как бы они не увидели, что Мишель вовсе не девушка, а еще мне казалось — кто-нибудь непременно догадается, что я монахиня, хотя как можно было догадаться, глядя на мое платье! Мишель первым вошел в зал, и мне оставалось, конечно, только положиться на него. Сам-то он никогда не бывал в казино, но пекарь, у которого он работал, частенько посещал это заведение и рассказывал Мишелю, что там происходит. Все с любопытством поглядывали на нас; теперь-то я знаю: людей удивили наши платья. Нынче многие одеваются эксцентрично, но согласитесь — платья мисс Бут-Уичерли и по нынешним меркам смотрятся необычно. Про игру я ничего не знала, но Мишель быстро научил меня. Он был просто молодец, если учесть, что никогда раньше не играл. Мы начали с самой маленькой ставки, я сказала Мишелю: если не выиграем, значит, Господу не угодно, чтобы мы играли. Поставили на красное, и, должна признаться, у меня душа в пятки ушла, когда шарик побежал по кругу.

Сестра Клер глотнула минеральной воды и поглядела на нас с тихим торжеством.

— Разумеется, мы выиграли, — сказала она. — И это было для меня ясным знаком. Я узнала наконец, для какой задачи меня готовил Всевышний. Меня как будто озарило, понимаете, я точно знала, что Господь направляет мою руку, что я его орудие. Я была настолько уверена, что тут же сделала новую ставку — все наши деньги. Мишель был в ужасе, пытался остановить меня, но я сказала, что мы обязаны уповать на Всевышнего. Конечно, мы выиграли и во второй раз, и еще двадцать четыре раза. Дважды проигрывали, но совсем немного, потому что я чувствовала, когда лучше делать небольшую ставку. После трех часов игры, когда у нас набралось больше двух миллионов франков, уже Мишель настаивал, чтобы я продолжала, но я чувствовала, что пора остановиться, вернуться в монастырь и поделиться хорошей новостью с сестрой Мари. Мы переоделись, естественно, и вернулись в Сан-Себастьян страшно возбужденные, ведь мы теперь по-настоящему могли помочь приюту, а главное — я знала, что наконец-то мне указано мое подлинное предназначение.

Она остановилась, тихо всхлипнула.

— К сожалению, ее преподобие судила иначе, и я страшно расстроилась, так она была потрясена. Дескать, мало того, что мною было совершено нечто совершенно непозволительное для монахини, я еще ввела в соблазн Мишеля. Она явно не сознавала, что таков был замысел Господа, и никакие мои слова не могли ее переубедить. И меня отлучили от ордена сестер-благотворительниц.

— Не может быть! — воскликнул я.

— Да, Джерри, отлучили, это было просто ужасно, — тяжело произнес Жан.